Анастасия Калько - Две вдовы Маленького Принца

– Режиссера! Ре-жис-се-ра!!! – заскандировал Стас, желая отвлечь внимание зала от роскошной корзины в руках у Томилина.

Грозовская и Астахова тут же закричали свое:

– Автора! Ав-то-ра!

– Идем, Натали, – Лаврецкий подал руку Наташе. – Это наш триумф. Мы его заслужили!

Навстречу им, с другой стороны, на сцену уже поднимался директор театра с двумя такими же роскошными корзинами. Подав руки Лаврецкому и Наташе, он произнес короткий спич об изменениях актерского состава "Развязки на Оккервиль" и о том, что главная тема спектакля – всепобеждающие любовь, дружба, верность долгу и самоотверженность, придающие сил в борьбе – никогда не устареет. Поцеловав руку Наташе, он вручил писательнице корзину. Вторую получил Лаврецкий. Зрители снова зааплодировали. Актеры, режиссер, писательница и директор театра снова вышли на поклон. Наташа оказалась рядом с Томилиным. Их глаза встретились.

– Поздравляю! – шепнул ей Вячеслав.

– И я вас тоже! Вы были великолепны!

Краем глаза Наташа увидела у сцены такую же сияющую Соню, которая восхищенно смотрела на Вячеслава, сжимая в руке букет тюльпанов.

– Слава, – Инесса тоже заметила Соню и указала Вячеславу глазами на нее.

Томилин наклонился, чтобы взять у девушки букет.

На фуршете Наташу снова усадили рядом с Вячеславом, и она заметила, что он растягивает на весь вечер один бокал сухого шампанского, вежливо, но непреклонно отказываясь от добавки и на общих перекурах просто присутствует рядом.

От шампанского и коньяка Наташа повеселела, горечь из-за несвоевременного отъезда мужа растаяла. Молодая женщина смеялась, шутила, поздравляла артистов и принимала поздравления сама. С блестящими глазами и ярким румянцем она в этот момент была похожа на юную девушку.

– Глаза не потеряй, – мрачно сказал Вячеславу Вяземский, цедя шестую порцию "Мартеля", когда Томилин после зажигательного фламенко проводил Наташу на место. – Не про вашу честь невеста, Юлий Капитоныч!

– Я вас не понимаю, – спокойно сказал Вячеслав, проходя к своему стулу.

– Не понимает он, – буркнул Вяземский. – Прям, юный пионэр. Официант, еще "Мартеля"!

***

Уланов приехал только через шесть дней. Из Пулкова он сбросил жене сообщение, но занятая рукописью Наташа даже не прочитала его. О прибытии мужа она узнала, только когда загремел замок в двери.

– Агнию отправили в карцер за мелкое нарушение дисциплины потому, что одна из надзирательниц ее невзлюбила, – объяснил муж, – и обещала "сгнобить за то, что сильно грамотная и место свое не знает".

– Да, – деревянным голосом сказала Наташа, – когда-то ты ко мне так же носился в наш СИЗО, ко мне. А сейчас чего из-за меня париться? Я же всегда под боком и больше в тюрьме не сижу, под бедолажку не канаю…

– И Агния объявила голодовку, – Уланов еще не замечал сгущающиеся тучи, – требуя обратить внимание на то, что надзирательница превышает свои должностные полномочия и занимается травлей…

– Да, ясно, – сухо сказала Наташа.

– А как прошла твоя премьера?

– Никак. Она будет только завтра. Был закрытый показ. Мог бы уже запомнить и не путать сладкое с мягким.

– Ты извини меня, – ответил Виктор, – после ночи в дороге я туго соображаю.

– Я поняла.

– Наташа, – Уланов наконец-то уловил, как накаляется атмосфера в кабинете жены, – что случилось? Ты за неделю ни разу не позвонила, не отправила СМС и сейчас…

– Фима мне объяснил. Что ты очень занят. С Агнией. А показ прошел отлично, – горько сказала Наташа, – вот только пустое кресло рядом со мной портило вид.

– Извини, – повторил муж, – я пытался позвонить тебе с вокзала, но ты не брала трубку, а потом я уже сел в поезд, и связь пропала…

– Ясно, – сухо кивнула Наташа, – мне за всю неделю не удосужился позвонить, а поезд до Ростова сию минуту нашел оперативненько так.

– Мне просто повезло… Я спросил ближайший рейс, и мне сказали, что он будет через час, скоро продажа билетов закроется, и мне посчастливилось схватить последнее место… Я же не просто так уехал, а потому, что мне позвонили из изолятора и сообщили о форс-мажорной ситуации, но на премьеру я пойду. Хотя, какая это премьера? Спектакль идет уже третий год, просто поменяли одного из артистов, и зачем это обставлять с такой помпой…

– А ты и не поймешь потому, что даже не пытаешься, – обиженно сказала Наташа, – это только я тебя всегда должна понимать, – она отложила ручку и встала.

– Ты пока отдыхай с дороги. Я прогуляюсь. Полдня работала. Голова разболелась.

Уланов растерянно смотрел ей вслед, но Наташа даже не обернулась.

Застегивая на ходу тонкую ветровку, Наташа вышла из парадного.

Шагая к повороту на Московский проспект, она обернулась и увидела, что муж стоит на балконе и провожает ее взглядом. Навицкая сердито отвернулась и прибавила шаг. "Все выглядит так, будто я – скандальная баба, надувшаяся на пустом месте, а он – подвижник и ударник соцтруда, – злилась молодая женщина на ходу. – Удивительно, как он умеет все обращать в свою пользу: как же, пропустил спектакль потому, что горн позвал, что дело – превыше всего, респект ему и уважуха, а я – вздорная мещаночка, думающая только о развлечениях! А то, что я битый час выглядывала его на лестнице, не зная, где он, что репортеры потом фотографировали пустое кресло в нашей ложе – это фигня. Хейтеры уже высказались по этому поводу: я, мол, так достала всех своими помойными книжечками, что мой муж просто не явился смотреть мою белиберду, а скоро мне придется вообще каждому читателю по бутылке коньяка ставить, лишь бы хоть кто-то меня читал… Мне, конечно, на таких, как говорит Фима, утырков наплевать с высокой кручи, но все равно было неприятно. И Уланов дал им повод так говорить, даже не сообщив мне своевременно о своем отъезде. Не буду же я объяснять каждому пустоболу, что мой муж уехал по срочной рабочей необходимости. Вот они и разрезвились на радостях: есть повод кого-то из селебритис тапками забросать!"

После майских праздников погода наконец-то наладилась, и уже второй день петербуржцы радовались солнечным дням. Через четверть часа Наташа остановилась и сняла ветровку, подставив руки и шею первому майскому солнцу.

Она миновала громаду Технологического института, пробралась по узким деревянным мосткам вдоль очередного строительного забора и вышла на старую часть Московского проспекта, которую очень любила. Это был один из уголков классического Петербурга.

Настроение выравнивалось, и Наташа даже улыбнулась своей обиде на Уланова. Вот уж не думала, что способна вот так надуться по такому незначительному поводу. Сама она всегда иронично относилась к женщинам, готовым делать оскорбленный вид каждые пять минут и менять гнев на милость, увидев дорогостоящий подарок от "провинившегося"… "И чем они отличаются от "девчонок-красоток", – Наташа шаркнула ногой по очередному объявлению какой-то "Глаши", – только ценой. Те сразу озвучивают стоимость обслуживания за час, а эти хотят то шубку, то дизайнерские джинсы, то колье, то уик-энд на Лазурке…"