Пётр Некрасов - Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

Алексея Лавреева – моего друга;

Дмитрия Лаврова – с которым мы вместе зубрили фармакологию;

Дмитрия Михеева («Грибника») – лучшего читателя в истории книгоиздания;

А. Б. Скакальскую – мою добрую фею;

Арама Шалджяна –помогшего больше, чем догадывается;

Алину Сидько –имеющую собственный взгляд на вещи;

Д. Э. Тейбер-Лебедева – который когда-то был просто Митей Лебедевым;

Сашу Бугрова – который за эти годы ничуть не изменился.

В деканате медицинского института, как всегда, не протолкнуться.

Уж такое это место – деканат: там всё бурлит и кипит, даже когда весь институт забывается летаргическим сном зимнего семестра. Сейчас – лето. Нерадивых студентов-медиков трясёт, как в лихорадке. И сам институт, кажется, подрагивает вместе с ними. Сессия на носу, зачётная неделя в разгаре. Но мало того – о сокурсниках пишут в газетах, а обшарпанные двухэтажные домики, громко называемые «деканатом» и «учебными корпусами», даже пару раз показывали по телевизору. Хорошего в такой известности мало. Аккурат к нынешней сессии институт оказался втянут в дикий криминальный скандал.

Здания института выстроены ещё при царе, тогда эти домики среди деревьев считались новейшего типа больницей. Вокруг всей огромной территории тянется невысокий кирпичный забор, покосившийся, но всё ещё внушительный, давным-давно выкрашенный в мрачно-бордовый цвет. Деканат приютился в нежно-розовом двухэтажном флигеле, прячущемся в кустах у самого забора. Коридор тут узенький, а студентов много. А как же? Кто из них не прогулял хоть раз за семестр лекцию или семинар? Теперь извольте явиться за разрешениями на отработку пропущенного учебного материала. Подождите в очереди, подумайте над поведением. Студенты думать не желают: собираются у стендов, делятся впечатлениями, новостями. Говорят, кричат, орут. Очень много шума, очень много ног. Если вам ещё не наступили на ногу, значит вы сами человек пробивной, значит, и сами, пробираясь, куда вам надо, наступили ног на пять.

Костя Лесовой тоже прошёл, куда ему было надо, и теперь сидел на шатком столике, который чья-то мудрая рука поставила именно так, чтобы пройти по коридору стало ещё труднее. Уселся на стол Костя с видом отрешённым, но высокомерным. Студент третьего курса Костя откровенно не любил толкающуюся и орущую толпу, а, по его мнению, именно это его сейчас и окружало. Можно бы и неделькой пораньше прийти за этими разрешениями, или в апреле, скажем. Нет же! – Костя не жалует своими посещениями деканат, именно потому, что там бывает толпа. Он вроде как выше этой суеты и спешки. Ну вот, пожалуйста, и сиди теперь здесь со своими долгами по фармакологии.

На коленях у Кости учебник, раскрытый на главе «Ангиотензивные средства», но что он там видит, понять невозможно. Костя носит тёмные, точнее сказать, солнцезащитные очки, совершенно ненужные, раздражающие всех сотоварищей на курсе, носит всегда и везде. Он их не снимал на лекциях, он пялился через эти синие, как у кота Базилио, и большие, как у Черепахи из мультика, очки на лекторов, отчего лекторы нервничали. В довершение зол Костя носит длинные волосы, и это не гладкие причёсанные локоны, аккуратно спадающие на плечи. Отнюдь. Длинные лохмы, светлые, в точности, как у болонки, свешиваются ему на очки, и, казалось бы, должны полностью заслонять поле обзора и делать всякое чтение невозможным. Но Костя всё равно читал учебник. Когда ему надоедало угадывать слова в тексте, он прямо под очками прикрывал глаза и откидывался спиной на шаткую стену. И тут сами собой включались уши Кости, обладавшие удивительной способностью угадывать в болтовне нескольких десятков голосов отдельные слова. Кругом шёл трёп, обычный студенческий трёп, высокой, почти опасной для человеческого мозга интенсивности. Но поскольку Костя считал ниже своего достоинства в этом трёпе участвовать, ему не оставалось ничего иного, как слушать.

За спиной Кости, отгороженная пресловутым столом, в стене располагалась ниша, вроде бы для двери, только дверь сделать забыли. Туда и забирались те, кто в этом бедламе искал какого-то уединения. Там оговаривали предстоящие свидания, каялись в грехах вроде вчерашней попойки или сообщали о внезапной беременности. Старосты, получив 25 числа очередного месяца стипендию для группы, шарахались в этот закуток и отсчитывали деньги с таким видом, как будто раздают долю золота команде пиратского корабля. Сейчас эту нишу занимал, почти целиком, опасный Коротенко – громадный, как культурист, неуравновешенный, как алкаш с похмелья, и заросший чёрными жёсткими волосами, по крайней мере, от макушки до воротника. Может, по природе своей он и не был злобным человеком, но зато всегда таким выглядел, особенно когда на глаза ему попадались Костины тёмные очки и светлые патлы. Впрочем, сейчас ему явно не до Кости. Коротенко выискал где-то симпатичную второкурсницу, маленькую, точно воробышек, усевшийся на зубы к крокодилу. Где-то он умел выбирать и находить таких воробышков, и все они оказывались симпатичные, и все они к нему липли, цеплялись за руку, стараясь прислониться к правому бицепсу. Может, он действительно культурист? – подумал Костя, пытаясь разобрать что-то в металлическом рыке за спиной. Даже с симпатичными воробышками и даже на мирные темы Коротенко умел говорить только хрипло и только злобно. Девушкам нравилось и это.

Разговор, однако, Коротенко вёл о скучных, уже известных каждому студенту в институте вещах. О том, что в институте людей убивают. Да, в апреле, когда всё началось, это было страшно, тогда об этом говорили шёпотом. Но ведь на дворе уже май, сессия. И всё-таки бородатый жлоб Коротенко не нашёл ничего интереснее, чем в сотый раз пересказывать старую песню на не слишком новый лад. Возможно, его новая подружка свалилась с луны или только что перевелась в питерский вуз из московского, но, скорее всего, ахала и охала только из вежливости, вернее, из той симпатии, которую вечно вызывают в девушках здоровенные бородатые жлобы с твёрдыми бицепсами.

В сотый, наверное, уже раз Лесовой выслушал описание того, как Виноградов с параллельного потока как-то апрельским вечером назначил свидание на семь часов у павильона глазной хирургии. Глазная хирургия – это там, за столовкой, сама не знаешь, что ли? И пришёл бедный Виноградов на это свидание, и как пень торчал там до восьми, а потом заметил под кустами косметичку, куртку и зонтик девчонки, которую так ждал. Всё мятое и в крови, а куртка, кроме того, ещё и изрядно покромсана ножом.