Александр Щелоков - Крысы в городе

Бакрадзе был неистощим на анекдоты.

— Грузин заходит в духан. Ставит на стойку два графина. Говорит: «Друг ко мне приехал. Налей вина». Духанщик берет графин и хочет налить из бочки. «Э, генацвале, душа любезный, — схватил его за руку покупатель. — Я сказал — друг приехал. Иди в подвал и налей в графин вино, которое ты еще не разбавлял. Во второй можешь налить воду. Я заплачу за оба».

«Хванчкара» и в самом деле оказалась чудесной. Кольцов это понял бы даже без этикетки. Шашлык, свежий, хорошо вымоченный в вине, зажаренный по всем правилам поварского искусства, приправленный острым соусом, шел за милую душу — такой можно было жевать даже после того, как насытился до отвала.

Сидя в саду друг напротив друга, Кольцов, Гуссейнов и Бакрадзе вели разговор ни о чем — вежливый и пустой треп, анекдоты, байки, охотничьи истории.

Два амбала, хмурые и настороженные, уселись в отдалении, постелив на землю цветастый коврик. У них было свое вино и закуска попроще — сыр, лаваш. В черном теле держал шестерок Гуссейнов.

В какой-то момент Гуссейнов повернулся к Бакрадзе и выразительно приподнял брови. Тот понимающе кивнул головой, встал и отошел от стола.

— Выдержка у тебя, полковник, хорошая. — Гуссейнов погладил двумя руками волосы ото лба до затылка. — И все равно не верю, что у тебя нет вопросов.

— Есть.

— Спрашивай. Отвечу на все.

— Кто такой Бакрадзе?

— Хороший человек. Друг. Твой, мой.

— Это не ответ. Прежде всего он не живет в Придонске.

— Знаешь? Молодец! Я так и думал — проверишь. Это хорошо. Без проверки доверять никому нельзя.

— А тебе?

Гуссейнов сверкнул глазами.

— Мне можно. Я человек денежный, мне от тебя ничего не надо. И по-мелкому я не играю. Впрочем, к чему это? Ты все равно будешь проверять, верно? Я не против. Еще есть вопросы?

— Ладно, пока все.

— Тогда я спрошу. Можно?

— Раз уж начался вечер вопросов и ответов, спрашивай.

— В этом году ты где отпуск проводил?

— Пока нигде.

— Где собираешься?

— Где может отдыхать мент! — Кольцов прибеднялся и не прятал иронии. — Кверху задом на грядке, у себя на даче.

— Э! — Гуссейнов осуждающе покачал головой. — Мои друзья на грядках не отдыхают. Поедешь на Кипр.

Последняя фраза прозвучала по-начальственному властно, непререкаемо.

— Но… — пытался возразить Кольцов, хотя уже знал, что не откажется от предложения.

— Почему «но», дорогой? — Гуссейнов удивленно вскинул брови. — Поедем вместе. Устраивает? Вместе едем, вместе гуляем, я плачу… Ты не был на Кипре? Зря. Ларнака, Лимасол, Фамагуста… Вино, кебаб, эти… маслины, знаешь? Рыба…

— Звучит красиво, но я привык платить за себя сам.

— Привык? Значит, будешь.

— С моей зарплаты?

— С моей.

— Покупаешь?

— Зачем так нехорошо говоришь? Ты мне нужен как друг.

— Что я буду иметь с этой дружбы? — Кольцов откинулся на спинку кресла, взвел руки за голову. Спросил будто бы шутя.

— Много будешь иметь. Не обижу.

— Это не деловой разговор. Я привык оперировать цифрами. Гуссейнов расхохотался.

— Ай, молодец, полковник! Ты мне нравишься.

— Чем?

— Не ломаешься, как целка. Не крутишь хвостом и вашим и нашим. Пять миллионов в месяц тебе хватит?

— Что придется делать?

И снова Гуссейнов расхохотался. Ему было весело и комфортно здесь, в обществе начальника уголовного розыска.

— Дорогой! Пусть что-то делают шестерки! Тебе как раз надо ничего не делать. Чаще закрывать глаза, чем открывать. Ну, иногда, может быть, кое в чем мне помочь… Ты понимаешь?

К такому разговору Кольцов был давно готов, и если чему удивился, то лишь тому, что Гуссейнов начал его слишком поздно.

— Ты не думай, что я собрался тебя шантажировать. — Гуссейнов говорил чуть обиженно. — Все эти мелочи — телевизор, сегодняшний день, можешь поверить — не всплывут никогда. Даже если ты откажешься…

— Зачем было тратиться?

— Прежде всего ты мне нравишься. Хороший человек. Когда Бакрадзе просил за сына, ты ему помог и ничего не вымогал. Не дешевка. Вторым делом я тебе хотел показать, что такое нормальные деньги. Не оклад начальника уголовки, а сильные баксы. В нормальном количестве. Поедешь со мной отдыхать, все увидишь своими глазами. И поймешь. Так?

— Так, что дальше?

— Хочу еще раз спросить, где ты собираешься отдыхать: на грядке или мы поедем?

— Дашь два дня на раздумье?

— Э, дорогой! Даже неделю дам. Знаю — будешь меня проверять. Это нормально. Я тебя тоже проверял.

Гости пробыли у Кольцова до вечера. Лишь когда стало темнеть, они стали собираться. Проводив их до калитки, Кольцов распрощался с гостями. Черные блестящие машины мощно рванулись с места и, сверкая рубиновыми огнями, одна за другой покатили по дороге.

Смачно потянувшись, Кольцов вернулся к столу. Постоял раздумывая. Взял ломтик сыра. Пожевал. Потом осторожно, двумя пальцами — за кромку и дно — поднял стакан, из которого пил Гуссейнов. Посмотрел на свет. На стекле хорошо пропечатались следы его пальцев. Улыбнувшись, Кольцов столь же внимательно осмотрел стакан Бакрадзе. «Пальчики» маслянисто темнели и на нем.

Поставив стаканы на поднос, Кольцов унес их в дом. В своем кабинете аккуратно упаковал посуду и уложил в кейс.

На другой день в управлении вызвал к себе эксперта-криминалиста Семенова.

— Евгений Назарович, будьте добры. Я передам вам два стаканчика. Вы снимите с них «пальчики». И проверьте, не проходят ли они по картотекам. Можете запросить центр, если у вас ничего нет. Одно условие — строго конфиденциально. Знаем только вы и я. Стаканчики прошу вернуть.

— Как срочно?

— Женя! — Кольцов был сама доброта. — Когда ты отучишься задавать такие вопросы?

После обеда Семенов положил на стол шефа справку. «Пальчики» на одном из стаканов принадлежали Гуссейнову Али Мамедовичу. Кличка Саддам Хусейн или просто Саддам. Судился трижды. Первая судимость — статья 89 (хищение государственного имущества путем кражи), вторая — статья 188 — побег с места заключения и, наконец, третья ходка в зону по статье 146 — за разбой. Два года назад Гуссейнов был освобожден по амнистии. Проживает в Придонске. Президент акционерного общества «Нафталан». Справка на Бакрадзе была короче. Судился и сидел добрый грузин всего один раз — по статье 153 за частнопредпринимательскую деятельность с использованием кооперативных форм собственности. Проживает в Таганроге. Гражданин Российской Федерации. Амнистирован.

Все сразу встало на свои места.

Нет такого дурака, который бы не понимал меру своей глупости. Кольцов дураком не был. Он прекрасно представлял и оценивал происходящее. Его совершенно открыто, с немалой долей настырности и нахальства приглашали в криминальную организацию. Он мог сказать «вербовали» или «рекрутировали», но тогда бы ускользнул истинный смысл происходившего. Вербуют и рекрутируют прислугу, шестерок, солдат, наконец. А перед ним открывали вакансию в высшем эшелоне криминальной власти: в эшелоне, который надежно изолирован от подчиненных ему структур на случай возможных проколов и провалов. Что сегодня можно сделать гражданину Гуссейнову, которого бережет и защищает закон? Пусть он когда-то сидел, но зато полностью отбыл срок приговора и теперь ведет образ жизни, доказать криминальный характер которого нет возможности. На дело Гуссейнов не ходит. Рэкетом не занимается. Оружия в доме не хранит, в кармане не носит. Конечно, если потрясти его телохранителей, пистолеты у них обнаружить будет нетрудно. Но как доказать, что Гуссейнов знал об их существовании?