Александр Щелоков - Крысы в городе

— Я чего-то не понимаю. Давай лучше присядем. Я прикажу подать чаю. Или ты будешь пить кофе?

— Можно чай.

Они уселись на диван. Лайонелла откинулась на спинку стула; положила ногу на ногу. Калерия взяла с телефонного столика серебряный колокольчик. Позвонила.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошла домработница.

— Машенька, нам чаю.

— Сейчас, мадам.

Лайонелла скрыла улыбку. Ей было приятно видеть, как на глазах в обществе менялись отношения. Только тогда, когда все осознают, что они не товарищи, что мир по справедливости разделен на тех, кто обладает богатством и повелевает, и тех, кто прислуживает людям состоятельным, в стране возникнет порядок.

— Ты говорила насчет машины…

Калерию уже зацепило, и она решила выяснить все до конца.

— Дело простое, Киса. Ты приходишь, тебе вручают ключи…

— Боюсь, Кольцов будет против. Все это похоже на взятку. Ты знаешь, какой он щепетильный…

— Киса! Взятки дают должностным лицам, а не домохозяйкам. И потом, ты для понта внесешь три тысячи долларов в кассу фирмы…

Калерия засмеялась.

— Так вот в чем фокус! Думаешь, у меня есть столько денег?

— Я тебе сказала — деньги не потребуются. У фирмы свой интерес, и ей невыгодно подставлять клиентов. Ты только подпишешь квитанцию о выплате денег. И получишь тут же а в т о.

Калерия Викторовна подумала и с подозрением спросила:

— Что с этого будешь иметь ты?

— Киса, ты меня в чем-то подозреваешь? Ничего я иметь не собираюсь. Просто меня попросили найти надежного человека, который потом не станет хвалиться, что ему подарили, а будет говорить: я купил. Сразу вспомнила о тебе… Кстати, какой цвет ты взяла бы?

И сразу у Кали отпали сомнения. О цвете и фасоне женщины готовы говорить где угодно и сколько угодно.

— Наверное, лучше всего вишневый. У меня есть белое платье. И шляпка. Знаешь, такая… французская, с большими полями. Тоже белая.

— Киса, отлично! Я представляю, как это будет смотреться. Да, ты с прокуроршей живешь в одном доме?

— С Жучихой? Она выше этажом.

— Пригласи ее, если можешь. У фирмы есть еще одна машина — зеленая. Вы же подруги?

Они обе понимающе рассмеялись.

С прокуроршей дело сладилось куда быстрее. Алевтина Игнатьевна Жук была дамой хваткой, не пропускавшей мимо своих рук ни одну из вещей, подвернувшихся так или иначе. А уж такой предмет, как машина, плюс ко всему дармовая… Нет, она не могла отказаться. Принципиально.

Третьим в списке Лайонеллы стоял политический обозреватель придонского телевидения Вахтанг Симонидзе, чью фамилию городские острословы переделали в Сионидзе.

По апломбу и самомнению Симонидзе ничем не отличался от московских мэтров, у которых учился, которым подражал.

Лайонелла никогда не испытывала теплых чувств к пишущей и болтающей братии. Большинство из них не обладало умом и элементарной грамотностью. Но это в нынешних условиях не особенно и требовалось, чтобы вылезти в телевизионные звезды. Важнее было умение откопать и показать зрителям нечто такое, от чего у них отвалятся челюсти. Если на то пошло, даже столичные мэтры голубого экрана не умеют нормально говорить по-русски. Лайонеллу до бешенства раздражал ведущий обозреватель, регулярно подводивший итоги недели. Вслушиваясь в его речь, она слышала постоянно повторение звука «э-э-э». Создавалось впечатление, что у мастера слова затруднения с пищеварением и его изнуряет непреодолимый запор.

Не нравился ей и Симонидзе, но она собрала информацию о том, что этот златоуст не стесняясь берет на лапу. Поэтому с ним Лайонелла играла в открытую.

Симонидзе принял ее в своем кабинете — небольшой комнатке со стенами, увешанными множеством фотографий. Сияющий импортным маслом блин мордастого Гайдара с автографом наискосок; хмурое бородатое лицо террориста Басаева; улыбающаяся физиономия грузинского уголовника Кетовани; лисья мордочка известного израильского комика Хазанова, предпочитавшего смешить слушателей анекдотами о русских дураках; оплывшая, испитая физиономия киноартистки Мордюковой…

Неряшливый, несколько дней не брившийся обозреватель перед красивой женщиной постарался выглядеть предельно галантным. Ершистость и задиристость, которую Симонидзе демонстрировал телезрителям в беседах с героями своих передач, не проявлялась ни в чем. Треп на публику — одно. Беседа с возможным «спонсором» — другое.

Дармовую машину местный телеангел принял не моргнув глазом. Тут же сказал, что уже знает, как привлечь внимание сограждан к новой фирме, что зрительный ряд уже выстроился в его голове.

Лайонелла поняла: с умным человеком вести разговор о деле — одно удовольствие. Вроде бы легко и вольно скользишь на коньках по прозрачному льду, и все-то болтаешь о пустяках, о вещах неуловимых, а обоим ясно, что и почем.

— Нет проблем! — завершая приятный разговор, сказал Симонидзе и вскинул густые черные брови. — Все будет в лучшем виде. Мы здесь тем и живем, что поддерживаем новое, прогрессивное…

Есть в нашем наивном обществе, охочем до сплетен, оружие тайной власти, об остроте которого подозревают далеко не все. Это слухи. Быстрые, всепроникающис, отравляющие и оглупляющие в зависимости от того, в какой дозе их потребляют. Для запуска слухов не требуется особых расходов. Нужно только умело выбрать тему и выпустить придуманное в общество. Эффект долго ожидать не приходится. Слух пока еще сохранил доверие граждан, не доверяющих официальным заявлениям, даже если их делает сам президент…

Слух о том, что фирма «Ольга» продает новенькие «Жигули» за полцены — всего за три тысячи «зеленых» при их стоимости более шести, — не пополз — полетел по городу.

В репортаж о событии Симонидзс включил снимки очереди, взятые из архива. Люди стояли за водкой, но поди ж ты угадай, кто зачем стоит, если кадр мелькнул и ушел, а зрительный образ ударил по мозгам и в них закрепился. Психология обывателя была уловлена точно.

«Что дают?» — это второй вопрос, волнующий тех, кто уже подошел к хвосту и спросил: «Кто последний?»

«Что дают?» — чисто советская фраза, родившаяся во времена закрытых распределителей, продуктовых карточек, заборных талонов и всякого рода купонов.

Испокон веков в магазинах никому ничего не давали. За все следовало платить. Но спрашивать: «Что продают?» — было бессмысленно. Люди брали все, что давали. Иначе и этого могло не достаться.

В новое время очередь сменила обличье. Теперь хвосты стали выстраиваться к окошкам контор, в которые люди спешили что-то отдать — квартплату, налоги, кровные, заработанные трудом деньги под обещание банков и фирм дать вкладчикам огромные дармовые проценты. Не стала исключением и фирма «Ольга». Деньги в нее понесли, и чтобы их отдать, выстраивались в очередь.