Stan Wesley - Коан Янг

Посвящается Елене Ширяевой, моему прекрасному другу, чья любовь к Японии передалась мне

и вылилась в эту историю.

Глава первая

ПОПУТЧИЦА

Почему-то все приключения, включающие в себя поездку на поезде, имеют особенную значимость. Вагон чуть резковато трогается с места, и ты понимаешь, что находишься в самом начале своего путешествия. Одна только мысль о том, что тебя ждет дальше, до безумия завораживает. То ли дело в рельсах, то ли в бесконечно тянущихся зеленых лесах и старых деревушек за окном, то ли в общей атмосфере. Такой своеобразной и уникальной, что можно забыть о всяких неудобствах. Подумаешь, один туалет на весь вагон… Подумаешь, в кабине неприятная зловония… Подумаешь, храпящий сосед попался на полке сверху или вечно плачущий ребенок… Стоит лишь разгрузить свои вещи, передохнуть немного, выглянуть в окно и представить, что предстоящая дорога – это дорога в свободный, совершенно новый и неизведанный мир, и что тебя в нем ждет – большой вопрос, – и сетовать на тему неудобств кажется таким никчемным делом.

Мне нравилось думать, что я покидаю свой родной дом. Прощаюсь с прежней жизнью, сжигаю за собой мосты и смотрю только вперед – только в неизвестное. Именно этот момент – момент осознания – является для меня свободой. Я получила свободу, надо же! Полностью свободна ото всех! И неважно, нравилось мне дома или нет. Еду не зная куда, без попутчиков, помощи и идей. Просто еду и ни о чем не думаю. Что дальше – разберусь на месте. Не маленькая же.

Хотя…

Двадцать лет – это немного, правда? Точнее сказать, вполне достаточно для путешествий и всего, что только вздумается. Однажды я уже сбегала, когда мне исполнилось одиннадцать. Тогда я знала: родные будут искать. Знала, в какую панику впадет вся моя улица, где я росла. Знала, что если объявят в розыск, я буду вынуждена держаться подальше от полицейских и простых людей. Одиннадцатилетняя девочка, разгуливающая по улицам в одиночестве, – что-то тут нечисто! А где ее родители? Почему она без сопровождения? Надо спросить у нее. И на всякий случай, вызвать полицейских, а они уже пусть разбираются. Поэтому свобода у меня была не совсем многогранная: повсюду опасность, в любой неожиданный для меня момент я могла быть отослана обратно домой.

И я была отослана. Не из-за полицейских или прохожих, меня никто не нашел. Дело было в другом. Я не продумала множество вещей прежде, чем прощаться с родным местом. Помню, мне пришлось горько… Помню, как возвращение домой приравнялось для меня к тюрьме с огромным сроком. Я ждала девять лет, чтобы заполучить новую возможность уехать.

И вот, я ее получаю.

Нельзя повторить предыдущие ошибки.

Я обвела взглядом свое купе: видимо, попутчиков у меня не будет: поезд тронулся уже как десять минут назад, а три места до сих пор пустовали. Ну и хорошо. Мне же лучше – не придется скрещивать пальчики в надежде воспитанного соседа. Сделав глубокий выдох, я прижалась к твердоватой спинке койки и уставилась прямо перед собой: надо же, подумалось мне, покидаю дом, где мне было так хорошо. Возможно, никогда не вернусь… А может, все обернется иначе, и уже через месяц-два придется покупать билет обратно.

Прямо как в одиннадцать лет.

На фоне плавно растущего стресса появился аппетит. Так бывает, я была и к этому готова. Первые шаги всегда даются с огромным трудом. В голове все до конца не устаканилось. Настраиваешь себя на одно – психика выдает ошибку. Сердце начинало биться быстрее. Задрожали руки. Надо же, как быстро подоспела паника. Вдох, выдох, спокойно. Я вытащила из своего рюкзачка, набитого всем необходимым для путешествия, бенто, аккуратно завернутый в фольгу, и положила на столик. Достала палочки, салфетки и маленькую бутылку воды и тоже выложила их рядом с едой. Ужасно высохло горло. Я открыла бутылку и сделала три внушительных глотка, после чего лицо словно опухло и раскраснелось. Я вытащила из маленького кармана рюкзачка маленькое зеркальце: с лицом все в порядке – оно такое же худенькое, как прежде, даже слегка осунувшееся. Я всмотрелась в отражение собственных глаз. Во взгляде показалась свежесть, словно легкий утренний день после летнего дождя, и засверкали маленькие искорки, шепчущие о готовности встретиться со страхом лицом к лицу – впрочем, именно со страхом граничила моя бодрость. Я бы даже сказала, страх порождал во мне эту бодрость.

Внезапно в кабинку постучались, и я выронила зеркальце из рук. Повезло, не разбилось – скользнуло прямо в рюкзак. Дверца купе широко открылась, в проеме показалась девушка, обвешанная кучей огромных сумок. Запыхавшаяся, она едва дышала, обводя взглядом купе. Ее завивающийся локон волос прилип к потному лбу, а румянец на щеках был настолько выраженным и ярким, будто их нарисовали самой сочной помадой. Она была пухленькой – не сказать, что толстой или крупной, просто слегка полновата – хотя даже «полновата» – слово слишком притянутое. У девушки были тонкие ноги, практически как у меня, но, видимо, дело в широких бедрах и пухленьких щечках – они придавали видимость несуществующей полноты. Темные длинные волосы с завитушками, на плечи накинута бледно-розовая куртка, полностью расстегнутая, под которой виднелась черная майка с белой надписью «НИРВАНА». На ногах черные сапоги на высоком каблуке, того же цвета юбка чуть выше колен совершенно нелепо сочеталась с телесными колготками. Впрочем, в этой девушке ничего толком не сочеталось…

– Здрасьте, а я к вам, – устало, но все же с толикой оставшейся энергии сказала девушка, и ее сумки рухнули прямо у входа.

Она перешагнула через них, сделала пятисекундную растяжку и рухнула на койку напротив, не рассчитав, видимо, размах, и ударилась затылком о стенку.

– Твою мать! – сердито воскликнула она и зачесала голову.

Да уж, попутчица мне попалась что надо, подумала я, лишенная надежд ехать одной. Невесело поджала губы, сдвинула еду и салфетки на столике в свою сторону и с недоумением наблюдала за действиями девушки. Она немного потаращилась на меня, что привело меня в возмущение: надо же, сидит и таращиться! Где ее воспитание? После чего перетащила все свои пять сумок поближе к себе, сопровождая каждое действие какими-то комментариями.

– Так, эта тяжелее всех, под койку положу, в этой еда, тут одежда, там документы, а там у нас что… Ох, что-то я сегодня туповата… Тут ноутбук и фотоаппарат со всеми принадлежностями…

Девушка положила самую тяжелую сумку под койку, а остальные четыре обставила вокруг себя – по две с каждой стороны. Из одной она вытащила широкую белую коробку, поставила на стол, а из другой сумки – какую-то книгу. Изучила название, прищурившись, пробормотав что-то себе под нос, и вновь уставилась на меня. Как-то задумчиво, словно гром и ливень портили все ее планы.