А. Э. В. Мейсон - Дело в отеле Семирамида. Бегущая вода. Серия «Мир детектива»

«Латтери вышел четыре дня назад с одним проводником на перевал Великана».

Чейн стоял в дверях отеля и увидел, что Мишель Ревалью и группа проводников с кирками для льда, рюкзаками и веревками идут навстречу ему.

– Его видели, мосье, – взволнованно заговорил Ревалью. – Это был мосье Латтери со своим проводником. Их было двое.

– Да, их было двое, – ответил Чейн, глядя на телеграмму. – Где их видели?

– Высоко на скалах Блетьер, мосье.

По знаку Мишеля молодой бородатый проводник, сняв шляпу, вышел вперед и стал рассказывать:

– Я был на Море Льда, мосье, третьего дня. Около Мельницы я увидел двух людей высоко на скалах Блетьер и был поражен, так как никогда раньше не видел там людей. Они были в двухстах футах ниже перевала между Блетьер и Грепоном.

– Когда это было?

– В четыре часа дня.

– Это соответствовало данным телеграммы. В этот момент после двух дней пути они находились, по-видимому, в двухстах футах от перевала – двухстах футах от безопасности…

– Вы долго их видели?

– Только несколько минут. Но они оказались в затруднительном положении.

– Я думаю, будет самое лучшее, – сказал Чейн, – пойти на Море Льда и поискать их у подножия скал.

– У меня здесь восемь проводников, и двое прибудут еще вечером. Мы из предосторожности выведем их на Море Льда, но я не думаю, что там они найдут мосье Латтери. Я думаю, что он сделал первый переход через перевал Нантильон с востока. Следует искать его на западной стороне перевала, в трещинах ледника Нантильон.

– Быть не может! – воскликнул Чейн. Правда, ледник Нантильон был местами очень крут. Но они так часто поднимались и спускались по нему, что ему не верилось, чтобы его друг мог попасть в беду именно там.

Мишель, однако, настаивал на своем мнении.

– Мосье Латтери чувствовал себя очень уверено на скалах, – сказал он, – и я думаю, он, забравшись так высоко, захотел бы влезть на самые вершины.

– Тогда может случиться, что он застрял на каком-нибудь выступе. Он едва бы поскользнулся на леднике Нантильон.

– И потащил с собой проводника, – воскликнул Чейн.

Скорее сердце, нежели ум, протестовали против такого предположения. Ему не верилось, что его друг, опытный альпинист, мог поскользнуться на леднике Нантильон.

– Отлично, – сказал Чейн. – Пошлите трех проводников на Море Льда, а мы пройдем на ледник Нантильон.

Он поднялся к себе, достал кирку для льда и новую веревку. Слух о несчастном случае быстро распространился. Группа туристов собралась у дверей.

Чейн, не отвечая на их опросы, сказал:

– Форвертс, Мишель!

И это слово было как бы «Сезам, откройся!» для комнаты, которую он охотно бы оставил закрытой… Воспоминания нахлынули на него со всех сторон. Он вспомнил, как вместе с Латтери каждый год проводил здесь по шесть недель, на вершинах гор, ночуя в хижине или под открытым небом, спускаясь в долину только на недолгие часы.

«Форвертс!». Годы их дружбы были заключены в этом слове. Ночи на высоких уступах, под прикрытием скал, в бледном сиянии снежных полей, у костра из хвороста, освещавшего лица товарищей; минуты, проведенные в скалистых каминах и в снежных галереях, когда один человек проходил вперед на разведку и потом кричал остальным:

– Можно! Форвертс!..

Все эти картины встали перед его глазами. Чейн стоял мгновение ошеломленный, недоумевающий. В уме его встал беспомощный вопрос: зачем? И пока он так стоял, он вдруг услышал простые слова сочувствия, сказанные отчетливым шепотом:

– Мне так жаль.

Чейн поднял глаза. Это была разряженная девушка из буфета Аннемасе, которая, казалось, поняла его тогда, понимала и теперь. Он поклонился ей с благодарностью. Потом, следом за проводниками, он направился по лесу, к леднику Нантильон.

Спасательная партия поднималась вверх ровным шагом. Надо было беречь силы для снежных высот, но в то же время они не останавливались. Вереница людей неустанно сворачивала, то налево, то направо, зигзагом, лесистыми тропинками. Зигзаги стали удлиняться, деревья редели, они выходили на большое плоскогорье, у подножия вершин, и остановились у горной гостинцы, стоявшей прямо над Шамони. Настал вечер, туманы ползли под ними вдоль горных склонов и закрывали всю долину.

– Тут мы остановимся, – сказал Мишель Ревалью. – Если мы выйдем в полночь, будем на леднике к рассвету. В темноте мы не можем обыскивать ледник Нантильон.

Чейн неохотно согласился. Он предпочел бы двинуться дальше, так как мысли заглушало только однообразие маршировки. Он все еще не мог поверить, что его друг, Джон Латтери, с его умением и его опытом, мог поскользнуться на ледяных ступеньках, как первый попавшийся турист. Мишель, с другой стороны, не хотел верить, что он упал с верхних скал Блетьер. Из этих двух нежеланий верить возникла надежда: а вдруг Латтери и его проводник живы и только находятся на каком-нибудь опасном уступе? Правда, они там уже были две ночи. Но Латтери был сильный, выносливый человек.

Прислуга из шале позвала его обедать. Чейн заставил себя поесть и снова вышел на площадку. Мишель Ревалью, выйдя из дома проводников, встал рядом с ним в темноте, не говоря ничего, так как сочувствие научило его быть молчаливым.

– Я так рад, Мишель, что мы ждем здесь, раз уж приходиться ждать, – сказал Чейн.

– Это новое шале, мосье. Оно было построено без вас.

– Да, и поэтому с ним не связано никаких воспоминаний! Его голые белые стены не напоминают мне никаких веселых ночей накануне нового восхождения, когда он и я сидели и разговаривали о планах на завтрашний день…

Слова умолкли. Чейн облокотился на деревянные перила. Туман в долине рассеялся, звезды сияли на черном небе та ярко, как я ясную зимнюю ночь, и от всего горного амфитеатра, полукругом раскинувшегося за ними, не было видно ничего. Холодный ветер дул с востока, и Чейн вздрогнул.

– Вам холодно, мосье? – спросил Мишель. – Это ваша первая ночь в горах?

– Нет, мне не холодно, – ответил Чейн тихим, спокойным голосом. – Но я думаю о том, какой смертельный холод сейчас в темноте, на скалах Блетьер.

Мишель ответил ему таким же голосом; на этом открытом, широком плоскогорье они оба говорили, ка в комнате больного.

– За ваше отсутствие, мосье, три человека провели ночь без пищи на ледяном склоне позади нас, около пика Плана, не ниже скал Блетьер. Никто из них не пострадал.

– Я знаю, я об этом читал, – сказал Чейн. Но это мало его утешило.

Мишель вынул трубку из кармана. На мгновение лицо его осветилось красным блеском. Его возраст сказался при этом и больше поразил Чейна, чем на платформе Шамони. Морщины углубились, старый юмор и живость исчезли, лицо стало неодухотворенной застывшей маской. Спичка погасла.