Ан. Шамани - Сэндвич из Юбари, или Паноптикум трех времен. Книга первая

После неловкой паузы, Вэл, коверкая слова, закинул удочку.

– Ты есть немного русский человек? Ты убежал от медведей? Ты пьешь много-много водка? У тебя есть бла-ла-ла-лайка? – последнее слово он выговаривал с минуту.

– Вэл, прекрати, – осадил шутника Дэвид. – Человек с дороги, пускай отдохнет, потом поговорим.

Но тот не унимался и продолжал допрос:

– Почему ты есть такой загорелый? Ты есть азиат? Ты работал на коммунистических плантациях рабом? Ты понимаешь по-французски? Скажи: «Эйфелева башня».

Прищурив глаз, я шепотом ответил на чистом французском языке:

– Медведей там уже нет, так как из секретной лаборатории КГБ сбежала стая диких каннибалов. Они вначале сожрали всех зверей на улицах, а затем принялись за людей. Потом людоедов отловили и отправили в Европу поедать наглых, мерзких америкашек! – последние слова я проорал, скорчив зверскую физиономию и потянувшись руками к горлу Вэла.

Тот заорал от неожиданности и, пытаясь спастись, резко оттолкнулся от пола ногами и, неловко взмахнув руками, завалился назад вместе со стулом, выдав при этом сочное ругательство, означающее крайне сильное недовольство и удивление.

Дэвид с Чаком захохотали и захлопали в ладоши.

– Наконец-то управа нашлась на Вэла и его юмор, – сказал китаец.

Вечером мы пили вино, и я коротко рассказал свою биографию. Родился в Париже в 1963 году. Мама – француженка, отец – русский немец, торговый представитель СССР во Франции. Когда мне было пять лет, отца вернули в Союз и сделали невыездным, а мы с мамой остались во Франции. Мне исполнилось десять лет, когда она вместе со своим братом и сестрой погибла в автокатастрофе, и в результате я оказался у отца в СССР.

В Москве окончил школу и сдавал экзамены в университет на факультет журналистики. Провалился. Призвали в армию, где я отслужил два года на юге страны, поэтому такой загорелый. После окончания службы мне, владеющему четырьмя языками, органы безопасности сделали предложение, от которого, по их мнению, невозможно отказаться. Для гарантии шантажировали, что в случае отказа у моих родственников возникнут большие неприятности. Органам я ответил, мол, хорошо, летом отдохну после армии, а в сентябре мы вернемся к этой теме. Сам же всё рассказал отцу, и он по своим каналам достал мне путевку в Югославию. Оттуда меня нелегально через горы переправили в Албанию, где я прямиком отправился во французское посольство.

После прибытия в Париж, меня месяц проверяли спецслужбы, а потом я жил у профессора Лурье, друга и однокашника моей мамы, где готовился к сдаче экзаменов экстерном за первый курс.

Соседи, затаив дыхание, слушали рассказ о моих приключениях.

– Живем мы парниковой жизнью, как орхидеи. Тоска смертная. У тебя же уже столько приключений и впечатлений, – позавидовал Вэл.

Да уж, впечатлений, конечно, много, даже чересчур много, но я не сказал им главного о своей армейской службе. На призывном пункте меня сразу забрал майор и отвез в разведшколу.

«Ты фактически готовый шпион, – сказал он, – четыре языка знаешь в совершенстве, чемпион Москвы по дзюдо и мастер спорта по фехтованию. Но предупреждаю сразу, что легко тебе в школе не будет. Там гоняют ради вашего же блага, чтобы научить выживать в любой ситуации».

Первые недели в учебке к вечеру все новобранцы просто умирали – только курсанты доползали до коек и не успевали закрыть глаза, как звучала команда: «Рота, подъем!» И впереди был еще один день адских учений.

Спустя семь месяцев меня отправили в Афганистан, в спецподразделение, выполнять интернациональный долг. До сих пор мне непонятно, какой долг и кому мы отдавали. Благодаря суровой школе в учебной части я остался жив. Несколько ран и рубцов на теле это так, ерунда. Неделя в госпитале, и вперед – труба зовет, двигай на передний край, рядовой Михаил Гросс. Иностранные языки мне в Афгане не пригодились. С кем там на французском или немецком разговаривать? С душманами?

И вот я в Париже, сижу с желторотыми пацанами в квартире в центре Латинского квартала и блаженствую. Господи, неужели я вернулся на Родину живым и здоровым?!

Во время общения практичный Вэл спросил:

– На какие деньги ты собираешься жить? Из-за железного занавеса отец вряд ли что-то сможет перечислить.

– Мама открыла вклад на мое имя, как только отец покинул нас, – ответил я. – Денег на жизнь и учебу хватит.

Я не стал говорить, что на моем счете три миллиона франков, квартиру же с компаньонами искал не для экономии, а чтобы в одиночестве не сойти с ума от армейских воспоминаний, в то время для меня было крайне необходимо простое человеческое общение.

***

С момента моего появления на бульваре Сен-Жермен прошло всего пару месяцев, но к моему удивлению я быстро нашел язык с соседями. Более противоположных по характеру, менталитету и взглядам на жизнь людей было тяжело найти.

Первой точкой соприкосновения наших интересов оказалась литература, так как все четверо оказались запойными книгоголиками. Мы много читали и ночами напролет могли спорить о понравившейся книге. Фантастика, история, детективы, классика… Мы без разбора глотали все подряд, передавая друг другу эстафетной палочкой ту или иную книгу. Еще нас объединяла любовь к его величеству футболу, а также к прекрасному полу и вину, причём одно другому совершенно не мешало и не противоречило. К тому же все четверо умудрялись сносно учиться и не балансировать на грани вылета из университета.

Прошедший Афганистан, видевший смерть боевых друзей, я накрепко прикипел к соседям, по сути, не познавших еще толком настоящей жизни. Для меня общение с ними стало спасительным шансом забыть о кровавой бойне, через которую мне пришлось пройти. Будучи старше всего на пару лет, я иногда до смешного, а иногда до слёз чувствовал, какая пропасть в мироощущении между мной и друзьями. Как же они в то время были порой забавны, светлы и наивны.

Вскоре мы стали неразлучны, при этом иногда ссорились, спорили о книгах, жизни, женщинах, футболе, мирились и снова спорили, и ругались. Дэвид нас называл: «Единство четырех противоположностей».

Чак происходил из семьи китайцев, жившей во Франции третье поколение. Его дед приехал с большой семьей на Лазурный Берег в конце прошлого века и открыл ресторан, ставший скоро популярным. Со временем он открыл еще один, второй… сейчас у семьи Цзян пять процветающих ресторанов на Лазурном побережье. Чак, будучи истинным китайцем, трудолюбив и упорен. Перфекционист во всём. Физически силен, постоянно ходит заниматься в атлетический зал. Он не хотел в будущем финансово зависеть от семьи и по окончании университета стал работать в представительстве крупной китайской компании, где сейчас занимает солидную должность. До сих пор неженат.