Фредерик Дар - Беби из Голливуда

- Эй, комиссар, не следует разговаривать с дамами в таком тоне! После всего того, что со мной произошло, я не позволю!

Альфред, специалист по взбиванию мыльной пены, тут же начинает пыжиться и раздувать щеки. Под защитой ста двадцати килограммов своей любовницы он позволяет желчи вылиться наружу. Он шипит, ругается, иронизирует, инсинуирует. Он бросает обвинения мне прямо в лицо. Флики, дескать, только и могут, что размахивать руками да терроризировать честных граждан, а против настоящих бандитов у них кишка тонка. Он брызжет слюной как из пульверизатора, полицейские, мол, всего лишь банда ленивых и тупых трусов... Хозяин бистро потешается, как на международном форуме горбунов.

Толстяк стремится погасить скандал, испуская пацифистские "тсс-тсс" вроде станций-глушилок, борющихся за демократию на самых коротких волнах. А ваш любимый друг Сан-Антонио в этот момент спрашивает себя, сделать из мастера перманента отбивную котлету или фарш?

Я хватаю его за галстук и резко затягиваю петлю, чтобы хоть немного придушить его фонтан. Затем тоном, не терпящим возражений, сообщаю:

- Цирюльник, закрой пасть, или от тебя даже мыльной пены не останется!

Он моментально слушается, захлопывает рот и выпучивает глаза, будто на рекламе магазина "Оптика". Морда наливается зеленой краской под цвет его лосьонов и одеколонов.

- Теперь рассказывайте! - поворачиваюсь я к Берте.

Толстуха, если бы могла меня одолеть, точно кинулась бы в драку. Однако неожиданно смягчается.

- Нехорошо быть букой, - кокетничает она, - тем более что господин Альфред прав: вы (она тычет пальцем в сторону своего супруга и меня), полицейские, сильны на болтовню, а как доходит до дела... Значит, хотите узнать, что со мной произошло?

- Я добиваюсь этого уже битых четверть часа, дорогая мадам!

Дорогая мадам проводит пальцем по щетке своих усов, поправляет юбку, затем отправляет назад в лифчик (да что я говорю? Скорее - лифт!) готовую выпасть левую грудь и начинает повествование, облизывая толстые губы, чтобы придать скольжение застревающим на выходе слогам.

- В понедельник после обеда я пошла по магазинам на Елисейских полях, в частности, была в "Коро"...

- Точно, так оно и было! - спешит засвидетельствовать показания своего вновь обретенного сокровища Берю. - Я потом проверил. Продавщица на втором этаже, классная блондинка...

- Заткнись, кретин! - обрывает его Берта.

Берю моментально выполняет эту любезную просьбу. Царица-пушка продолжает повествование:

- Я вышла из магазина тканей, и на тротуаре ко мне подошел мужчина. Весь из себя, но по-французски ни в зуб ногой, и попросил меня пройти к его машине...

- Как же вы поняли, если он не говорит по-французски?

Она поднимает правую грудь, водит ею из стороны в сторону, ориентируя внутри бюстгальтера, затем отпускает, при этом раздается звук упавшего с высоты шести тысяч метров мешка муки, как это делают для спасения отрезанных от цивилизации людей.

- Вы, наверное, забыли, комиссар, что существует международный язык общения - язык жестов. Месье просто показал мне рукой на свою машину, стоящую у тротуара напротив магазина. Машина шикарная, американская, голубая с желтым, красные полоски, а сиденья зеленые... За рулем сидел еще один...

- И вы последовали за незнакомым человеком? - спрашиваю я небрежно, глядя на мадам ничего не выражающими глазами.

Она удивленно хлопает ресницами.

- А в чем дело, мой дорогой? Это был очень представительный мужчина, веселый. Я хоть и не понимала до конца смысл его слов, но во всяком случае не сомневалась, что речь идет о вполне пристойном приглашении... Прогулка в лесу, например...

Вот это крепко! Ну и потаскуха ваша мамаша Берю! Готова прыгнуть на любого, только пальцем помани! Я смотрю на пользующуюся спросом слониху и не знаю, что сказать, как говорит один мой знакомый лингвист.

- А дальше? - выдавливаю я из себя.

Самое противное, старая корова старается выразиться поизысканнее. Она, видно, считает, что у нее берут интервью перед телекамерами, а вокруг толпятся корреспонденты.

- Тогда я сажусь в эту замечательную машину, - продолжает она смаковать воспоминания, машинально расстегивая крючок на корсете. Мужчина, пригласивший меня, садится рядом, и машина трогается. Мы едем по Елисейским полям, затем через Гранд-Арме к Дефансу...

Как великая актриса перед главной ударной тирадой, она умолкает, потупив взгляд, и делает паузу, как бы подчеркивая всю глубину драматизма, скрытого в ее повествовании. Она, видно, воображает, что я ее сейчас ущипну или поведу себя еще более галантно, но я делаю морду кирпичом. Между нами (и аэропортом Орли) говоря, я не верю ни единому слову из того, что мне парит эта усатая сирена.

Я абсолютно убежден, что у Берты было любовное приключение с каким-то типом, решившим устроить себе день здоровья подобным образом. А потом она придумала историю в стиле Ника Картера и заливает тут своим постоянным, но надоевшим партнерам.

Ну да ладно, пусть выговорится. Посмотрим, куда заведут ее неуемные фантазии.

- Мы проезжаем Дефанс, - говорит она, - сворачиваем на Коломб!

Давай, давай, ври дальше, толстуха! Интересно, куда ты приедешь! Самое любопытное, что оба недоразвитых кретина, Берю и Альфред, глотают эту развешанную на их ушах лапшу, будто рахат-лукум. Ну и балбесы!

- Потом мы приезжаем в Мезон-Лафит... Здесь они сворачивают с шоссе и едут в лес...

Я решаю перебить ее географические воспоминания:

- Они с вами разговаривали?

- Нет. Я спрашивала, куда они меня везут... Но каждый раз парень, пригласивший меня прокатиться, только вежливо смеялся...

- Хорошо. Дальше?

- Потом машина останавливается на дорожке посреди леса. Вокруг ни души. И тихо-тихо... Солнце светит...

Она себя видит маркизой де Севиньи, ни больше ни меньше, наша толстозадая Берта! Ей мерещится солнце, поблескивающее в листве, подернутой желтизной осени. Сейчас начнется что-нибудь о прощальном крике птиц, собирающихся к отлету на столетних дубах, потом почудится жалобный скрип ржавых флюгеров!

Что же произошло в действительности с законным центнером мяса моего друга Берю? Может, она начиталась романтической чепухи Ламартина или мадам де Сталь?

Ладно, послушаем дальше.

- Мужчина, сидевший рядом со мной, перестал смеяться. Он нагнулся, вынул из-под сиденья металлическую коробочку, открыл, взял тряпочку и приложил к моему лицу...

- А пока он проделывал все это, вы, я полагаю, начали звать на помощь? Или вы молча вязали свитер господину?

Она расстегивает еще один крючок своего панциря. Еще мгновение - и ее корсет со всем содержимым грохнется на пол. Это называется ортопедический стриптиз.

Обычно такие стриптизерши сначала быстро раздеваются донага, потом медленно отстегивают искусственную ногу, вынимают челюсти, стеклянный глаз. На этом занавес! Все аплодируют, вспыхивает свет, и на сцене появляется другая, завернутая в меховую шубу. Дикость, но клиенты страсть как любят, когда женщина в мехах раздевается догола!