Фредерик Дар - Можно любить и лысых

- Я очень огорчен, - шамкает Глыба, вернее, Жирный Кабан, продолжая кашлять. - Не знаю, где подхватил эту мерзость. Моя мамаша всегда говорила, что насморк получаешь, когда промочишь ноги, но я приобрел это несчастье, когда жег тару на заднем дворе бара, в котором работал. Дым драл глотку, и нечем было дышать. Я доходил до изнеможения...

- Оставь нас одних! - наконец кричу я.

Он смотрит на меня невинным взором домашнего пса, которого гонят из гостиной за грязные лапы. Он выходит, испуская при этом короткий, но выразительный звук, которым выражает недоумение и негодование.

Господин Алексис Ляфонь бросает на меня вопросительный взгляд.

- Это крайне неотесанный тип, но исключительно полезный и успешно выполняющий сложные поручения, - объясняю я.

Несмотря на такую аттестацию, "папаша" бормочет:

- Я действительно имею дело с господином Сан-Антонио?

- Вне всякого сомнения, - подтверждаю я, - Могу предложить вам стаканчик виски, господин Ляфонь?

- Я пью только воду, - говорит мой посетитель.

"Как и все такие шляпаки", - думаю я, а мой собеседник недоверчиво продолжает:

- И вы раньше работали в полиции, где проявили себя во многих громких делах?

- Я польщен тем, что вы помните об этом, - заверяю я его.

Он скрещивает ноги, в которых угадывается косолапость (вероятно, он пытался раньше ее выправить), кладет перчатки на колени и небрежно спрашивает.

- Могу ли я спросить, - если это не покажется вам неделикатным, почему вы, господин Сан-Антонио, ушли из полиции?

Все! Все одинаковы. Каждому приятно воображать что-то самое постыдное и плохое, даже скандальное: подлоги, взятки, сговоры с преступниками, какие-нибудь темные делишки, которые приводят к взрыву и вызывают отставку.

С тех пор, как я руковожу этим частным агентством, ни один клиент не обходится без вопросов: я ли это, и почему ушел из полиции?

- Уважаемый господин Ляфонь! Для деятельного человека утомительно работать под опекой начальства, не признающего новых методов.

Настольный телевизор на письменном столе, замаскированный под будильник и соединяющий меня со Стариком, внезапно освещается, и на нем появляются слова:

- Вот твоя благодарность?

Старик - мой учитель и начальник в прошлом, и теперь следит за всеми моими действиями. Я считаю, что он только этим и занимается - вечно прислушивается к моим словам.

Мое лаконичное объяснение, однако, удовлетворяет посетителя.

- Я изложу вам очень волнующую историю, - говорит он.

- Только не безнадежное дело, хотя такие дела бывают обычно интереснее других. - Он улыбается.

- Моя история - очень проста.

- Это доказывает, что она - хороша.

- Сейчас апрель, не так ли?

- Как и каждый год, в это время, господин Ляфонь.

- Представьте себе, что один из ваших клиентов пришел к вам, чтобы застраховать свою жизнь на баснословную сумму.

Он колеблется, будто его что-то мучает.

- На миллиард старых франков...

- Этот господин, видимо, очень дорого себя ценит. И, вероятно, владеет значительными средствами, я полагаю, взнос соответствует сумме?

- Обождите! Я не побеспокоил бы вас, если бы этот полис не включал исключительно странное условие; клиент страхует свою жизнь только на один день - на второе июня. От 00 часов первого до 00 часов второго июня.

За этим наступает молчание.

Возвращение к настоящему

Мадмуазель Инес не дает мне ни минуты покоя и притягивает своими щедрыми прелестями, как магнит. Эта нахалка принадлежит к роду весьма острых раздражителей. Она играет в любовь так же отчаянно, как вы - в электронный биллиард. Бесцеремонная манера, с которой она теребит мои мужские принадлежности, тебя бы, читатель, поразила. Она любит, когда а ласкаю ее долго, без передышки переходя от одного полового акта к другому. Вначале мне было трудно, но потом я приспособился. Все дело - в дыхании и в положении тела. Нужно крепче опираться на локти, и все время держать в напряжении шею. Главное - не давать Инес полностью удовлетвориться, а значит, сто раз прерывать акт, и начинать снова. Словом, целая гамма ощущений, которая вызывает желание еще чего-то большего.

Инес - большой эксперт такого рода искусства. Она прошла всю программу обучения еще в пансионе, с девчонками-сверстницами. Тогда использовался главным образом язык, которым Инес владеет в совершенстве.

Я встретился с ней случайна Она ехала верхом на кляче по спокойной улочке около Буа. Я был за рулем своей спортивной машины. Не знаю, подействовал ли шум мотора, но в тот момент, когда я проезжал мимо, конь изо всех сил лягнул мою "касс".

Копыто лошади отпечаталось на сером капоте машины, а это может привести в отчаяние любого владельца автомобиля.

То, как я выскочил, довольно грустное воспоминание. Я обругал амазонку, сказав все, что думаю об ее архаическом способе передвижения в нашу эпоху, когда за два часа можно слетать за покупками в Нью-Йорк или на матч в любую страну света! Наживать себе геморрой, трясясь в седле, - это идиотизм! Разыгрывать из себя на современной улице госпожу герцогиню во время псовой охоты - это пахнет слабоумием!

Пока я вопил и ругался, ее ступни сжимали бока лошади, отчего плавно покачивались ее восхитительные бедра, мощь которых превосходила силу баков моей машины.

Инес гарцевала на месте, подтягивая удила и восклицая: "Тарзан! Гоп! Успокойся!" Она была великолепна в своем белом костюме - настоящий кентавр.

Я краснел от смущения, вышел из терпения, так как инцидент начал собирать толпу мальчишек, которые истинно по-парижски зубоскалили и изливались в саркастических замечаниях. Тут были письмоносцы, мусорщики, продавцы газет, и их сборище пугало лошадь. В конце концов амазонка сказала:

- Манеж на соседней улице. Там и составим акт.

Я поехал за ней, любуясь, как она подскакивает в седле: гоп, гоп!.. Я начал забывать о пробоине в капоте машины, а между тем она была внушительной.

Я спрашивал себя, как я буду ездить с такой отметиной в дальнейшем.

В конце концов мы очутились в большом мощеном дворе, в котором воняло навозом и потной кожей. Конюхи заплетали хвосты лошадям, как мамаши - косы своим доченькам.

Наездница спешилась я подошла к моей машине. Ее глаза с золотистыми искорками сверкали от дерзкого нескромного озорства.

- На вашем месте я не трогала бы эту вмятину, - заявила она. - Такая великолепная отметка. Это оригинально. И потом, подкова приносит счастье. В конце концов, вы откроете новую моду.

После того, как она слезла со своего дромадера, внезапно обнаружились все признаки шлюхи.

Она восхитительно извивалась, хлопая себя хлыстиком по упругим бедрам.

Я молчаливо любовался ею.

Она добавила:

- Ну, ладно! У вас есть чем писать? Убеждена, что бумаги у вас сколько угодно.