Дмитрий Захаров - Ящик Пандоры

– Тебе вечно гореть! – шептал Кранц.

Легкая вибрация сотрясла корпус субмарины, послышался топот сапог, лающие команды. Обер-лейтенант Вильгельм Кранц не шелохнулся. Он сидел неподвижно, обхватив голову руками, а мысли его блуждали далеко отсюда, в городе Ораниенбург, где был расположен печально известный концентрационный лагерь Заксенхаузен. Память услужливо перебросила его на территорию больничного барака, стоящего торцом к станции с литером Z, в которой находилась газовая камера для умерщвления заключенных. Кранц глубоко вздохнул, перевернул страницу в журнале и начал писать…

В тот день Филипп не добрался до ночлежки. Встретил по пути друзей, пьянка продолжилась, благо теплая погода позволяла сидеть на поваленных ящиках хоть всю ночь. Компания расположилась в уютном сквере, полиция сюда наведывалась редко, да и возиться с бомжами никому не хотелось. Ближе к полуночи Потехина вырвало. Для алкоголика со стажем пьяная рвота, являющаяся защитной реакцией организма на отравление, – редкость. Кто-то из товарищей хотел пошутить, но тут тело мужчины скрутила дуга боли. Он захрипел, на губах выступила алая пена. Агония длилась около минуты. Филипп упал на землю с какой-то чарующей грацией, скованные судорогой мышцы расслабились. Филипп Потехин умер. Как позже написал врач в журнале, – полиорганная недостаточность на фоне интоксикации этиловым спиртом. Доктора, делающего вскрытие, несколько смутило состояние внутренних органов умершего мужчины. Ему приходилось вскрывать алкоголиков и раньше, но никогда не доводилось видеть столь фатальные поражения всех жизненно важных органов. Удивительно, как тот дожил до своих лет! Его смена закончилась в семь часов утра. Уже взошло солнце, наступал очередной теплый день. Врач хмуро кивнул коллеге, он чувствовал непривычную усталость, немного саднило горло. Уже дома он заметил свежий порез на безымянном пальце. Крохотная розовая ранка с подсыхающими краями. Он выпил крепкого чая, без особого аппетита сжевал бутерброд и лег спать, задернув плотные шторы на окнах.

Москва. Ул. Большая Ордынка, 40. 27 июня. 11:35

Рустам Сафаров работал на шефа второй год. Он неплохо изучил вспыльчивую натуру босса, но такой яростной ругани слышать ему до сих пор не приходилось.

– Дешевка!!! – орал Розов. – Фраер ушастый! Я ему лично кишки выпотрошу и на кулак намотаю!

Та часть монолога, в которой отсутствовали непечатные слова, значительно уступала по объему матерной составляющей. В окна офиса вливался безудержный солнечный свет, золото летнего дня осыпало улицы столицы щедрым дождем. Через неплотно закрытую створку окна доносился счастливый детский смех; окна офиса выходили на зеленый сквер, в хорошую погоду там было многолюдно. Запахи отцветающей сирени плавали в воздухе, словно чья-то рука разбрызгала тонкие духи, большая часть аромата улетучилась, остались крупицы сладкого и волнующего вкуса цветов и меда.

Рустам подавил зевок. Он провел пару спаррингов в спортзале, мышцы неохотно откликались на нагрузку. Пропустил два удара в корпус и быстрее обычного начал задыхаться, когда противник взял его шею в стальной захват.

– Устал… – хмуро сказал Рустам, пожимая руку партнеру, и полчаса просидел в сауне, надеясь выпарить злополучное недомогание. Не помогло. Наутро он проснулся вялым, в голове царила какая-то суматоха.

Красноречие босса постепенно иссякало.

– Шваль! – повторял он хриплым голосом, словно не говорил, а выхаркивал ругательства. – Шваль дешевая!

На его рабочем столе лежал дешевый портсигар из белого металла довоенного производства и стояла старая колба, покрытая застарелой коркой грязи. В мусорном ведре лежали скомканные «пупырки» и желтая лента скотча, похожая на линялую змеиную кожу. Розов смахнул рукой красные шарики, выкатившиеся из старой бутыли с немецкими буквами на дне. Над столом задымилась алая взвесь, словно кровь превращалась в газообразное состояние.

– Убери эту заразу! – приказал Розов. Его глаза сузились в щелки, в них появилось что-то недоброе и лихое. Рустаму довелось видеть на одутловатом лице шефа похожее выражение три месяца назад. В тот раз он круто расправился со своим бывшим партнером по бизнесу. Согласно медицинскому заключению, у сорокапятилетнего мужчины случился острый инфаркт, приведший к смерти, но Рустам подозревал истинную причину случившегося несчастья. Отравление солями тяжелых металлов. Однажды услышал оброненную фразу, когда Розов беседовал с кем-то в своем кабинете. Услышал, запомнил, сопоставил факты. Как и большинство обеспеченных людей, Розов был человеком болезненно подозрительным. В каждом, кто попадал в зону его ближнего круга, он подозревал злоумышленника, готового при удобном случае посягнуть на его состояние. Эта вполне объяснимая паранойя не касалась личного охранника, Рустама Сафарова, в недавнем прошлом чемпиона России по боевому самбо, которого Розов считал тупым спортсменом. Часто встречающая ошибка, присущая богачам. Люди обычно боятся того, что с ними, вероятнее всего, не случится, и реальную опасность не замечают.

Рустам послушно убрал колбу со стола.

– Выбросить?

– Нет. – Розов поморщился. – Спрячь пока куда-нибудь…

Он выстукивал пальцами барабанную трель по столу. Взрыв детского смеха прилетел с улицы и громкий женский оклик вслед за ним.

– Закрой это чертово окно! – выругался бизнесмен.

Рустам подошел к окну, захлопнул створку. Звуки стихли, было слышно шумное дыхание босса. Сафаров догадался, что вместо ценной вещи антиквар подсунул дешевый товар. Положа руку на сердце, он о чем-то таком догадывался еще в Калининграде, когда заехал по приказанию босса в антикварный магазин. Уж больно недобрым огнем сверкнули глаза Райхеля, когда тот отдавал ему свертки. Догадался, но проверять содержимое пакета не стал. Ему стало жаль антиквара, как бывает жалко старую собаку, плетущуюся по улице с высунутым наружу языком.

– Вот что ты сделаешь, Рустам… – медленно проговорил Розов.

Теперь он говорил вкрадчивым голосом, смакуя каждое слово, словно набросанный им сценарий предстоящей пытки калининградского антиквара доставлял бизнесмену подлинное наслаждение. Бывшему спортсмену приходилось выполнять грязную работу, но обычно дело ограничивалось избиением жертвы. Рустам старался проделать это быстро, испытывая что-то вроде брезгливого сочувствия к молящим о пощаде людям. Гнев порождает безумие. То, что придумал Розов, у спортсмена вызвало чувство сильного отвращения. Он посмотрел на фотографию в золоченой рамке, висящую за спиной бизнесмена. Архиерей принимает в дар от Розова Михаила Аркадьевича храмовую икону восемнадцатого века. Фотограф запечатлел благостное выражение лица дарителя, его правая рука со сложенными горстью пальцами взметнулась ко лбу; бизнесмен осенял себя крестным знамением, вытянутые в трубочку губы тянулись к искрящемуся сусальным золотом окладу иконы.