Василий Дорогокупля - Однозначные истории

Они бьют по рукам. От края поляны, застегивая на бегу ширинку, возвращается ненадолго отлучавшийся Коррифан.

КОРРИФАН. Мой принц, засада! Мы окружены! В кустах я только что столкнулся с боливийцем. Хитер, подлец, – лежит как будто мертвый, я на него поссыкал, он – молчок…

ДЖОН-ПЬЕР-ВИЛЬГЕЛЬМ. Аврал! Отдать с концом швартовы! Ищите и свищите всех наверх! Готовьте бумеранги и остроги! (с энтузиазмом) Мы примем бой!

АМБРЭ и КОРРИФАН (без энтузиазма) . Покой нам и не снится…

ДУБОЩЕПОВ (устремляясь за ними) . Эй, мужики, а где моя каюта?

ДЖОН-ПЬЕР-ВИЛЬГЕЛЬМ (к остающимся на берегу) . Не поминайте лихо, камарады, чтобы его не разбудить. (команде) Все по местам, у кого они есть! Сбросить балласт! Открыть боевые кингстоны! Полный вперед! Сарынь на кичку!

Оркестр на палубе играет шведский национальный гимн, под звуки которого катамаран отчаливает.

Сцена VI

Там же. Катамаран уплыл. Шалман Абрек-заде по-прежнему лежит на берегу. Депутаты играют в карты с Милиционером. Незнакомка рвет на поляне одуванчики и сплетает из них петлю.

СВИСТЮКОВ. Я пас.

МИЛИЦИОНЕР. Угу.

АПАШЛЯЕВ. А этот, как его… на конченых началах – куда он делся?

КИКОЗОВ. Я пас.

СВИСТЮКОВ. Он эмигрировал.

АПАШЛЯЕВ. Уже? Вот молодец!

МИЛИЦИОНЕР. Успел, однако.

КИКОЗОВ. Ясно, все там будем.

МИЛИЦИОНЕР. Угу.

КИКОЗОВ. Шалман, кажись, накрылся.

АПАШЛЯЕВ. А с ним и наши шашлыки.

КИКОЗОВ. Он, помнится, хотел подзаработать, чтоб съездить за бугор к святым местам…

СВИСТЮКОВ. У них так принято, у фундаменталистов.

За кустами в глубине поляны, никем не замеченный, проходит Незнакомец, сгибаясь под тяжестью портативного торпедного аппарата.

АПАШЛЯЕВ. Я пас.

МИЛИЦИОНЕР. Я так и сяк.

СВИСТЮКОВ. Это у вас фамилия такая – Такисяк?

МИЛИЦИОНЕР. Тогда я пас.

СВИСТЮКОВ. Вам пасовать уже нельзя. Играем мизер. Что там в прикупе?

МИЛИЦИОНЕР (вскрывает прикуп) . Тузы.

АПАШЛЯЕВ (сочувственно) . Не подфартило.

КИКОЗОВ (сочувственно) . Дело дрянь.

СВИСТЮКОВ. Блюстителям сегодня не везет. (к Милиционеру) С вас триста рваных.

МИЛИЦИОНЕР. Просто бред какой-то – он не годится даже в протокол.

КИКОЗОВ. Хотите отыграться?

МИЛИЦИОНЕР. Я на службе. Патронами возьмете? Табельные, не хухры-мухры. (достает из кармана пригоршню патронов) А кстати, где шпион, которого я шлепнул? Мне всяко надо отчитаться, сдать труп, составить докладную…

Все растерянно озираются.

КИКОЗОВ. Он исчез.

СВИСТЮКОВ. Как ветром сдуло. Может статься, сержант, вы промахнулись?

МИЛИЦИОНЕР. Исключено. Я опытный стрелок.

НЕЗНАКОМКА (подходя с одуванчиковой петлей в руках) . От опытных стрелков я вся без чувств! (накидывает петлю на шею Милиционеру) Какая прелесть!

МИЛИЦИОНЕР. Молчать! Стоять! Ноги за голову!

АПАШЛЯЕВ. Мы вроде депутаты, а не акробаты.

КИКОЗОВ (к Милиционеру) . Тебе бы подлечить менталитет, а то, не ровен час, задвинешься по службе.

МИЛИЦИОНЕР. Ах, вот как! Получите!

Бросает патроны в костер и убегает прочь. Патроны один за другим взрываются.

ВСЕ. Ах! Ой! Атас! Я ранен! Мы погибли!

Общая паника. Постепенно пальба стихает. Вяло дымит разбросанный костер. Пауза.

АПАШЛЯЕВ. Уф, вроде пронесло.

КИКОЗОВ. И меня тоже. Жаль, нету запасных трусов.

СВИСТЮКОВ (оправляя костюм) . Играем дальше?

КИКОЗОВ. Но сначала выпьем.

Нетвердой рукой разливает по стаканам водку.

НЕЗНАКОМКА (восторженно) . Прикольный фейерверк, такой огонь – я просто умираю… (падает и умирает)

АПАШЛЯЕВ (Кикозову) . Ей не наливай.

КИКОЗОВ. Понятно. Все там будем.

СВИСТЮКОВ (тасуя карты) . Сдаю на дурака.

КИКОЗОВ. Сдавай на всех.

АПАШЛЯЕВ (кивая на человека в машине) . А этот давит массу, хоть бы хны.

СВИСТЮКОВ. Зато потом проснется, исполненный сил и вообще.

КИКОЗОВ ( скептически ). А силы-то откудова возьмутся, если он дрыхнет без еды-питья и хоть какого-то полезного движения? Этак недолго и дистрофиком проснуться…

С излучины реки доносится звук мощного взрыва. Все вздрагивают.

АПАШЛЯЕВ. Кто там еще бузует? Может, наш сержант?

КИКОЗОВ. Таки надыбал где-то разрывной.

СВИСТЮКОВ. Знать, дослужился, шпалер ему в талер!

АПАШЛЯЕВ. Взгляните на Шалмана.

Очнувшийся Шалман Абрек-заде стоит на коленях, лицом в сторону костра.

СВИСТЮКОВ. Сейчас завоет. С ним это случается частенько – навроде приступа.

Шалман Абрек-заде, нараспев читая молитву, совершает намаз.

КИКОЗОВ. Фундаментально завывает.

СВИСТЮКОВ. А мне всегда тоскливо от их песен.

КИКОЗОВ. Он за бугор хочет свалить, чтобы к святым местам поближе. Как это называется – джи-хадж?

СВИСТЮКОВ. Навроде этого.

АПАШЛЯЕВ. Я тоже бы не прочь свалить, пусть даже не к святым.

КИКОЗОВ. Дык нам оно не к спеху. Чем здесь не жизнь? Пока мы в дамках, нам все по фиг.

СВИСТЮКОВ. Мы – люди, избранные из народной массы, чтоб улучшать свою жизнь на местах.

КИКОЗОВ. Авось еще улучшим.

СВИСТЮКОВ. Непременно… (шлепает колодой) Готово, козырь прежний.

АПАШЛЯЕВ. Сперва заправимся.

Депутаты поднимают стаканы.

КИКОЗОВ. Здоровье наше!

ВСЕ ТРОЕ. Будем! Будем! Будем!

Чокаются, пьют, заразительно смеются. Шалман Абрек-заде продолжает распевать молитву. Человек в машине бездействует. Издалека, постепенно усиливаясь и заглушая все прочие звуки, доносятся крики ворон.

Все шло строго по графику. Рейсовый самолет одной вроде бы солидной авиакомпании на оптимальной высоте и соответствующей скорости перемещался в воздушном коридоре над территорией одной вроде бы демократической страны. Сто двадцать три пассажира самолета возвращались домой из краткосрочной туристической поездки и с жадным интересом читали на лету свежую отечественную прессу. Десять других пассажиров безучастно дремали в своих креслах, возвращаясь из долгосрочных командировок. Еще двое пассажиров были гражданами страны, только недавно вступившей на демократический путь развития. Каждый из них имел по круглой бороде, оранжевому тюрбану на макушке и пакету жевательных леденцов за щекой – на случай приступа воздушной болезни. Кроме того, у них имелся один огромный барабан типа «том-том», зарегистрированный в таможенной декларации как древний гонг типа «там-там», поскольку законами страны, в которую они летели, ввоз том-томов предусмотрен не был, тогда как ввоз там-тамов был этими законами предусмотрен и даже всячески поощрялся. Справка об антикварности музыкального инструмента позволила иноземцам не сдавать его в багаж, а пронести в салон, купив для того два дополнительных места. Итак, самолет летел.