Леонид Жуган - Две путёвки для амнезии

Сергей Петрович, после удовольствий от аэрофлота и засекреченного памятью поселения в номер, приближался к раю, который после ему придётся забыть. Он снова пел про себя вечную песнь всему домашнему, вживаясь в свои новые шорты, – мурлыкал её от самого номера до столовки санатория. Это опять был 103-й номер, самый ближайший к ней. Послушаем арию из заигранной пластинки счастливого Сергея Петровича на лестнице в «рай»!

«Ванькина столовка!.. – как Ванькина печка!.. Ёпэрэсэтэ! – четыре женские ручки – и нет печки!.. снесли тайком, штирлицы в юбках! – тут он застыл, уставился на меню у первой ступеньки, но читать расхотел и продолжил восхождение: – Вот, так же уютно, как на печке, а простора – ого-го! Ничего лишнего – а красотища! В мисках – только по-домашнему! И вокруг – все знакомые, все лечат детишек. На тридцать три мамки – один папенька: я! Никто мозги не канифолит – и для глаз праздник. Обслуживание – как за родными! Про всех знают, что не подавать на стол, и чем другим заменить. И беззаботный марш жизни: не надо мыть посуду!..» – тут Сергей Петрович очнулся: его любимая явь во всём блеске сияла над их с Ваней столиком.

– Па, смотри: Земледельцевы! – Ваня читал фамилии на виньетках под стеклянной столешницей. – Мы, наверно, рано нарисовались или они только к обеду будут?

Посоховы сели за указанный столик. Старший покрутил свой посох:

– Ура! И к нам везение прицепилось! За одним столом будем! Они к ужину обещались, – папа пристроил тросточку и вспомнил прошлое: – Так, уговор старый: чё нравится – и моё хомячишь. Что нет – я в себя пакую. Так? А у бассейна уже доводим блажь до кондиции. – И Сергей Петрович не удержался добавить: – А специально пустые животики пусть не облизываются на платную добавку!

Ваня похлопал папкино пузо:

– Ты тоже не радуйся, каморка папы Карло! Только попробуй заменить первое на пиво!

Папка начал первую лекцию:

– Мне доверили маленькое существо, с нежными мозгами, которое я должен сдать мамочке по описи, – какое тут пиво, шеф?! Мой уважаемый сопровождаемый Иван Сергеич, в холле, над банкоматом, для всех, ещё слепых и неграмотных, написано на китайском: в нетрезвом виде категорически запрещено… продолжишь?

Ванька продолжил:

– …появляться без сопровождения деток. Штраф: бутылка колы и пачка чипсов.

А к столику уже прикатили яства для санаторных деток. Фея в кухонной короне улыбалась и ставила… Не буду перечислять блюда, чтобы никого не дразнить. На папу Вани было неудобно смотреть: его искренние невинные слюнки превратили фею в статую Всемирному Удивлению. Но она справилась с потерей речи и пожелала приятного аппетита, смущённо провожая свежий огурчик в огурцеедку Сергея Петровича. Только из-за Ванечки пропущу описание утреннего пира его сопровождающего лица. Но вот его папа забрал последнюю салфетку на столике и благостно мяукнул:

– Ванька, а чё вчера было на ужин? Тоже вкусно?

Сынок глянул на папку, как на марсианина:

– Я откуда знаю. Всё не моё было и ты почти всё сожрал.

– Ты чё, беда! – подскочил до люстры папанька. – Слушать мою команду! Объявляется чрезвычайное положение по борьбе с голодомором! Летим! в город! на ракете! на рынок! Даёшь спасение голодных деток! Бассейн, море, русалки – всех во второе отделение концерта! Даёшь всесоюзный рекорд забега: санаторий «Коралл» – ближайшая остановка автобуса!

– Йес! И сами детки – выбирают себе конфетки! – Ваня махал папкиной палкой. – Свободу кока-коле и чипсам! На сборы десять минут!

– Э-э, инквизиция, угомонись. Папочке покурить ещё! Давай – консенсус: вытираем сопли полчасика – и дуем! – Сергей Петрович сгрузил из вазы два персика сыночку и прилапил два персика Земледельцевых. – Это им на ужине отдадим. Чё-т ты про Дашку совсем не волнуешься?

– Я сейчас про ласты волнуюсь. Пошли уже? – Ваня задвинул стулья и Посоховы двинулись на выход.

– Вот именно, Вань. Списочек ещё составить надо, что купить. – Сергей Петрович совсем разомлел от предстоящего составления описи трёх часов предстоящей жизни.

Ваня ушёл в номер писать, чего не хватает для забав в море, в бассейне, и чем его душе загрузить холодильник, а воодушевлённый папа похромал в курилку, где опять проживали одни дамы. Эти крашеные русалки курили при своих детях, чуть ли ни в их астматические мордашки. «Нет! Этих мамань надо лечить в психсанаториях! – Сергей Петрович доставал на ходу блокнотик и ручку для списка. – Пойду в свою курилку». Но весь список уже был составлен в голове: «Там – что в глаза бросится. Не забыть порошок и прищепки для постирушек».

Курилка Сергея Петровича была в тридцати трёх метрах вдоль бетонного забора. Тут никогда никого не было. А всё вокруг просматривалось: курилка маманек, окна их с Ваней 103-го номера, ворота, в которые завозили продукты, дверь на предкухонные комнатушки и вся санаторная сушилка одежды после стирки и моря. У дверей в кухню просилась дымчатая кошка с таким же котёнком. Пристроенная семейка. А в курилке у дам кормились другие собратья: пятнистые брат и сестричка. Тоже жилось неплохо: дамы забрасывали усатых гипнотизёров остатками со стола. Черканув две позиции – «стир. порошок, прищепки», бросив окурок в припрятанную банку ещё с прошлого лета, папанька Ваньки с кличем «Море подождёт – не высохнет!» уже хотел было уйти, но на него упал большой чернильный жук.

Как ни помогал Сергей Петрович бедному насекомому, жук не мог ни ползти, ни улететь. «Птички на зуб пробовали? – подумал Сергей Петрович. – Давай, красавец, в наш номер. Может, оклемаешься?» – и жук с Сергеем Петровичем исчезли в запасном выходе, рядом с окном 103-го номера. Через минут десять из парадного входа стартовала экспедиция в помощь Ванькиному голодомору.

Когда папа со своим посохом и сыночком сгрузились из автобуса у рынка, Ванька сразу плюхнулся на лавочку:

– Я теперь понимаю твоего фиолетового жука! Ещё чуть-чуть – и кирдык! Жучок, точно, этим автобусом ехал. Как ещё долетел до санатория?

Сергей Петрович, с вмятиной на лице от ручки тросточки, чуть ни уселся на Ваню:

– Не! – дыни, персики, помидоры придётся в бронированных пакетах везти. Дай водички хлебнуть, усталому путнику.

Ваня поделился последними глотками кока-колы, взятой перед «всесоюзным забегом» в кафешке санатория. И покачал головой:

– Ожил там наш жук? Я ему водички налил в крышку. И Дашкиного персика отрезал кусочек. Ой! – вдруг вскинулся тут Ванька, – а придут убирать номер – его не выбросят?

У папы сил хватило только пожать плечами, мол, уж как будет.

Задымив сигаретой, «паровоз» зацепил «вагон» с лавочки, и «состав» тронулся к обжорной роскоши рынка. Сначала загружался рюкзак Сергея Петровича. На дно пошли стиральные порошки, шампуни, мыло, прищепки и мыльница с присосками для душа. Потом папа опять свернул с «Ванькиного маршрута» и загладил свои прошлые ошибки: набрал в любимом магазинчике свои обязательные талисманы из дальних мест – кружечки для кофе. Красивая кружечка с котом и итальянской надписью «Gatto» за сто сорок рублей из прошлогоднего отпуска не дожила до нового лета, и Сергей Петрович нахапал аж шесть штук этих чудесных произведений искусства и столько же «серебряных с позолоченными ручками» чайных ложек. Хотел ещё прибрать шесть прозрачных кружечек с совой, что пережила кота, но ограничился двумя штуками: неизвестно ещё, каким калибром сковородки благоверная попотчует его за любимые талисманы? Видя, что у Ваньки ещё две капельки терпения в запасе, папка воспользовался этим и накупил на две персоны тарелок и вилок. И, покаявшись, что остался последний пунктик из его списка, купил нормальный электрочайник, а не «самогонный» аппаратик подтёков и протёков за восемьдесят рублёв, как прошлый раз. Кстати, тот кипятильник, за который надо бы всю фабрику пересажать, до сих пор рисуется на фоне золотых греческих статуй у охраны в холле. Ради инстинкта самосохранения Сергей Петрович переделал эту электромину и, уезжая, подарил охраннику тёзке – тот всегда разрешал ему курить ночью в любое время.