Сергей Соколов - Мир пустых Горизонтов

– Так, «Танцоры»… – начал сдавленным голосом Люберц, закашлялся, допил остаток минералки. – Мартин, Пьеро, Ин… Шестьдесят процентов на ваших трубках… Результата нет, но остаётся ещё вероятность его получить, и появилась внешняя опасность. Несколько камешков летят в вашу сторону, могут задеть… Что скажите? Мартин?

Мартин быстро ответил:

– По-моему, лучше вернуться к чёрной доске и мелку.

– Ясно. Пьеро?

– Как говорилось в моём любимом мультике: мы принимаем бой!

– Я понял. Ин?

Скандинав с ответом не спешил, всей пятернёй теребил рыжую бороду.

– Конечно, надо уходить, но я предпочёл бы остаться.

– Спасибо, викинг. Делаем так: кто хочет уйти, уйдёт на «Танцоре – первом». Оставшуюся пару ждёт роскошное танго под звёздами.

«Танцор – первый» ушёл. Автоматика взяла курс на Спейс-терминал «Селена – Стоп /005». В тесный отсек управления ожидаемо набилось много народа. Все нечаянно толкали друг друга, извинялись, немного суетливо изображали профессиональную занятость, тем самым оправдывали свою необходимость здесь, но всё ради того, чтобы не думать об оставшихся там.

А там усечённые экипажи космоботов продолжали опасный эксперимент.

Два лазерных луча в бешеной карусели пытались создать воронку в упрямом пространстве. Их объединённой энергии, исходя из математических выкладок профессора Люберца, должно было хватить на возникновение локального гравитационного возмущения. Как первый шаг, как подступ к созданию пространственных метрик любой конфигурации, это можно было бы считать несомненным успехом.

Но чувствительная аппаратура ничего не регистрировала.

Ещё оставалась возможность немедленно, не добившись результата, прекратить опыт и увести людей из-под угрозы столкновения с глыбами метеороидов. Ещё оставался последний шанс засунуть подальше собственные амбиции и ложный страх за потерянную научную репутацию, за упущенный престиж; шанс не прикрывать обыкновенную подлость служением науке; шанс не прятаться за чужим самопожертвованием.

Напрасно. Единственно правильного приказа с базы-обсерватории не прозвучало. Рискованная игра наперегонки со временем по чужой воле была проиграна заранее…

– «Танцоры», я «Танго Зеро». Парни, надо добавить, всего немного, ещё, ещё…

– Нет, Людви, прости, не получилось. Гашу лазер… Наблюдаю камень. Расчёт на манёвр уже в курсонавигаторе.

Луч на «Танцоре – третьем» погас. Пилот прилагал отчаянные усилия, выводя неповоротливый космобот на уклоняющийся вираж, и это почти удалось. Метеороид ударил по касательной в самый дальний край лазерного модуля, расколов композитный кожух по всей длине. Последовал взрыв энергоносителя накачки, и чудовищной силой пилотируемый научный отсек отбросило от погибающего лазера. Людей крутило и вертело, но они уцелели и благополучно удалялись от места катастрофы.

Параллельно развивалась драма с «Танцором – вторым». Пьер Омон не стал глушить свой лазер. Единственный шанс на спасение экипаж космобота видел в уничтожении камня-убийцы циркулирующим светом. Но кольцевой лазер – не боевое оружие, а учёный – не оператор «Блица», он может и промахнуться.

Пьеро не промахнулся. После разворота по широкой дуге, сжатый до минимального радиуса циркуляции, световой поток вошёл в тело метеороида как горячий нож в масло. Приложенной энергии хватило бы, чтобы развеять в атомарную пыль любой подобный природный объект, но события развивались вопреки известным физическим законам и… справедливости.

Отколовшийся осколок в сине-оранжевом ореоле, расплавляющий поверхностный металл, обрушился кипящим потоком на людей. Они сгорели, ещё счастливые от сделанного точного спасительного выстрела. А неповреждённый лазерный модуль медленно вращался, сходил с орбиты в сторону Луны.

– Профессор, вас вызывает «Танцор – третий». Вы слышите, профессор Люберц? – ассистенты показывали на глаувизор, где моталась из стороны в сторону рыжая борода скандинава.

– Я… не могу… Извините… Примите сообщение, я сейчас…

Он не успел выйти из регистрационного зала. Пол провалился под ногами, потом последовал болезненный удар снизу. Люберц упал, вскользь ударился головой о край стойки индукционного анализатора. Весь персонал также повалился со своих мест. Звуки разбившегося стекла, ломающегося пластика, чего-то сыпучего смешались с надрывным воем системы оповещения. Освещение погасло. Лишь аварийный маркер ярко-красно обозначал контур заблокированной двери. Однако быстро подключились резервные энергомагистрали, вселяя надежду на благополучный исход.

Вспыхнул электрический свет, научная аппаратура честно пыталась перезапуститься, выдавая на дисплеи колонки цифр и приглашая операторов к диалогу. Люди, охая, вставали, тянулись к панелям управления, когда тряхнуло по-настоящему сильно.

Обвалилась часть потолка. Сверху на продолжавшего лежать профессора посыпались металлические перекрытия, балки, воздуховоды, оборванные кабели, осколки и обломки чего-то, мебель. Упали люди. Грохот, крики, шипение, лязг… Темнота и вспышки электрических дуг… Запах озона… Наконец наступила тишина…

Ничего для других не закончилось, это Людвиг Люберц потерял сознание.

Его нашли и извлекли из-под хлама инеты-спасатели. Им тоже пришлось не сладко: у одного ноги сгибалась в коленях как у журавля, что, впрочем, инету совсем не мешало. У второго на лице отсутствовал кожный покров, обнажив пугающее внутреннее устройства антропоморфной машины. Оба ловко орудовали массивным инструментом. Что-то распиливая и сгибая, они осторожно пробивались через завалы к человеку. Последнее препятствие – обломок искореженной фермы потолка – едва не убил Люберца, повиснув на каком-то тросе в нескольких сантиметрах от его грудины. Ему вообще повезло в этом аду больше других. Инеты помогли подняться, сделали экспресс-диагностику, нашли лишь гематому на затылке и удалились по своим неотложным спасательным делам.

Профессор огляделся. Где-то за глазами ощущалась боль, они слезились, но сквозь мутную пелену стало понятно, что в бывшем регистрационном зале он в одиночестве стоял по щиколотку в пожарной пене. Пена лежала и на разбитом оборудовании, и на рабочих столах, и на стенах, и на остатках завала под потолочной дырой, уже накрытой временным настилом этажом выше. Кое-где пена была розовой. Очевидно, от крови.

Голова гудела в ватной пустоте. Людвиг Люберц пытался думать, чтобы тем самым сдвинуть мозг с пути животного инстинкта самосохранения.

«Мне надо… Куда же мне надо? Мне срочно надо в амбулаторию… Да, в амбулаторию, но… Только узнать… Не дай бог… Это катастрофа. Что произошло? Лунотрясение? Вряд ли. Этот район сейсмически не активный. Во всяком случае, был таковым. Спорадический метеорит? Маловероятно. Патрульная служба обсерватории сумела бы его засечь на подлёте, а надёжный „Блиц“, пусть и в варианте „стандарт“ сумел бы уничтожить. Что остаётся? Вездесущий Ксанф? Но тогда, если моя догадка… та самая… верна, возникает другой вопрос: почему мы ещё живы? Да, тут что-то есть, другое, масштабнее».