Галина Полынская - День слепого Валентина

– Я не пойду в тюрьму! – из глаз Марины неожиданно хлынули слезы. – Страшнее тюрьмы только психушка! Через шесть-восемь лет я там… Нет! Только не тюрьма! Лучше из окна выброситься!

– Со второго-то этажа? – Даня с сомнением глянул в окошко за спиной Марины.

Она посмотрела на Данилу почти с ненавистью.

– Ладно, замяли. Я просто хочу, чтобы до тебя дошло, в какой паршивой истории ты оказалась.

– До меня еще утром дошло!

– Тогда делай что-нибудь, чтобы помочь себе. Пока нужно просто вспомнить. Так был перегар или нет?

– Кажется, была только сильная сухость, да и привкус такой… неприятный, горьковатый… Даже не знаю, алкогольный или нет.

– Ладно, оставим, – он снова принялся за бутерброд, – позавчера ты была на работе, дальше что? Пошла домой или куда-нибудь еще?

– Домой, – более-менее уверенно ответила Марина, – да, домой, я еще в магазин заходила, хлеб покупала. Дома поужинала, приняла душ и села перед телевизором приводить в порядок ногти, а потом… Потом Ларка позвонила.

– И что? О чем вы говорили?

– Сейчас… – от напряжения у Марины даже выступил пот на лбу, – черт, никак вспомнить не могу!

– Не чертыхайся – грешно, – тяжело вздохнул Даня и принялся стряпать еще один бутерброд. – Дай-ка мне телефон этой крысы-Ларисы, всегда ее терпеть не мог!

– Ты не мог терпеть всех моих подруг, – вяло огрызнулась Марина, и проглотила еще немного минеральной воды.

– Именно, они у тебя все, как на подбор придурочные. Номер давай.

Марина назвала цифры, и Даня ушел в комнату. Она положила руки на стол, голову на руки и ей захотелось завыть во все горло. Такая ситуация не могла присниться ни в одном похмельном кошмаре. Прислушиваясь к острой боли в голове, к нудной рези и тошноте в желудке, к слабости в коленях, девушка ощущала себя на дне отчаяния.

– Значит так, – вернулся на кухню Даня, – эта трясогузка сказала, что пыталась втюхать тебе приглашения на съемку какой-то передачи.

– И что? – глухо прозвучал голос девушки.

– И втюхала! И вы вместе ходили на съемки, в телецентр, вот где ты была вчера вечером!

– Надо же! – Марине было почти все равно. – Даня, я хочу тебе сказать, что люблю тебя, я всегда тебя любила, только не понимала насколько. Ты не уходи, а?

– Прорвемся, старушка, – он тихонько погладил ее по волосам, – не отчаивайся.

– Мне, наверное, теперь внешность надо поменять, – всхлипнула Марина, – меня в том доме с армией швейцаров наверняка на всю жизнь запомнили!

– Не вопрос, отвезу тебя к Гусику.

– Гусь – собачий парикмахер!

– Да, но Галку-то он свою стрижет и сеструху ее тоже.

– Галку Гусь стрижет? – Марина так изумилась, что подняла голову.

Галка, жена Леши Гусинского, профессионального собачьего парикмахера, неизменно щеголяла роскошными новомодными стрижками. Никто из подруг даже и не сомневался, что Галина не вылезала из дорогих парикмахерских.

– Почему он не идет работать в салоны для людей?

– Не хочет, – Даня откусил бутерброд, – говорит, мне легче десять пуделей постричь, чем одну дамочку, которая мне голову откусит, если хоть один локон не будет лежать так, как ей приснилось. А Галка ему без всяких доверяет, у нее же волосы быстрее растут, чем их отрезают. Можем хоть сегодня же вечером нагрянуть, я заеду за тобой…

– Ты что, уходить собираешься? – Марина мгновенно вцепилась в рукав его теплого серого свитера. – Ты меня бросаешь?!

– Мурик, – Даня присел перед нею на корточки, – мне надо домой съездить, у меня в квартире уже полдня одна мадлен торчит, как бы чего не сперла.

– С каких это пор ты стал таскать в дом всех подряд? – сварливо проворчала девушка. – Куда ниже падать-то?!

– Есть куда, – вздохнул Даня и выразительно посмотрел на подругу. – Все, я побежал, выпей аспирин и постарайся уснуть, вечером я приеду.

– Возьми ключи, они в прихожей, на гвоздике, и закрой меня снаружи, меня ни для кого нет… нет… и не будет!

– Все будет хорошо, – он чмокнул Марину в макушку, – прорвемся.

Она вяло кивнула в ответ. Хлопнула дверь в прихожей, два раза повернулся ключ в замке, и воцарилась тишина. Марина неподвижно сидела за столом без единой мысли в голове. Для того чтобы выпить аспирин, надо было найти коробку с лекарствами, а на это не было ни сил, ни желания. Прихватив минералку, она побрела в спальню поставила стакан на пол и свернулась калачиком под шерстяным клетчатым пледом. Он был таким знакомым, таким колючим, пах уютом и домом… и Марина заплакала тихо и жалобно.

… Проснулась она оттого, что на краю кровати кто-то сидит. Марина собралась, было, заорать от ужаса, но вовремя поняла, что это Даня.

– Уф, как ты меня напугал! – ее голос дрожал.

– Не хотел тебя будить, ты так крепко спала, может, в другой раз поедем?

– Нет, сегодня. – Она слезла с кровати. Спросонок слегка знобило, тошнота стихла, но не прошла совсем. Выпив выдохшейся воды, Марина переоделась, и через пять минут была готова.

В машине она села на заднее сиденье и попыталась уменьшиться в размерах – теперь в каждом страже порядка ей мерещилась опасность и угроза свободе.

Они быстро добрались до пятиэтажной хрущобы Гуся. Открыв дверь и увидев на пороге Даню и Марину, Гусь удивленно присвистнул:

– О, вы снова вместе?

– Да, – опередила Даню Марина, – снова вместе. У нас к тебе дело.

– Заходите, – он посторонился, – но придется подождать, у меня сейчас клиент.

Раздевшись, разувшись и сунув ноги в гостевые клетчатые тапочки, коих в прихожей имелось пар десять, Даня с Мариной прошли в небольшую, хорошо освещенную комнату. Там, на самодельном столике с высокой, подобранной под могучий рост Гуся ножкой, трясся от ужаса очередной маленький кучерявый клиент. Его хозяйка, совсем молодая девушка, сидела в почетном, но сильно вытертом и немного продавленном кресле, предназначенном специально для «мамочек и папочек», и не сводила влюбленных глаз с огромного, бородатого, сверкающего множеством сережек в ушах, мастера. Даже появление Галки, жены Гуся, не пригасило восхищенно влюбленного огня в глазах юной хозяйки.

Галка – миниатюрная, флегматично спокойная брюнетка с роскошной стрижкой «каре», принесла гостям чай и поинтересовалась здоровьем Марины.

– Чем-то отравилась, – с виноватой улыбкой ответила девушка, – но сейчас уже лучше. И вообще…

Она явно не могла поддерживать связный разговор, и этот труд взял на себя Даня. Марина отрешенно наблюдала за ловкими движениями Гуся, за подрагивающими от страха коричневыми собачьими ножками и снова ощутила подступающие к горлу слезы. Все эти люди и даже этот незнакомый пёсик, казались такими замечательными, родными, а шанс увидеть их только лет через шесть, был таким реальным, таким очевидным, что из глаз девушки, против ее воли, хлынули слезы.