Галина Полынская - День слепого Валентина

– А кого ты хотела увидеть в баре? – Митра поправил золотую цепочку с крупным кулоном на шее Анастасии.

– Я договорилась о встрече со специалистом по скульптуре Скандинавии, – промурлыкала женщина, и пальцы Митры замерли, чуть касаясь цепочки, – попросила его собрать все возможное о моей девочке.

– Не понимаю, как можно называть трехголовое уродство «девочкой», – пожал плечами Митра и отвернулся.

Лифт остановился, двери раскрылись.

Они вышли в крытый ковровой дорожкой коридор. Подойдя к двери из темного дуба, Анастасия Александровна открыла ее и оказалась в небольшом помещении, интимно освещенном настенными светильниками и серебряными подсвечниками со свечами холодного розового цвета на столиках. Все помещение, выполненное в пепельной и серебряной гамме с дымчатыми портьерами на окнах, с прозрачными крышками столиков, покрытыми шитыми серебром скатертями, производило впечатление тихого, домашнего, уютного и очень дорогого места. Бар, как и весь дом, принадлежал Анастасии Александровне.

Как всегда, бар «Ненюфар» был полон и, как обычно, публика была солидной. Анастасия Александровна приветливо улыбнулась миловидной девушке метрдотелю и сказала:

– Сашенька, хороший ужин вон на тот столик, где сидит одинокий господин. И вино, какое он пожелает.

Прищурив глаза, Митра посмотрел на «одинокого господина». Длинная лошадиная морда, растрепанные давно нестриженые волосы, дешевые роговые очки и старый свитер болотного цвета. Господин сразу же активно не понравился Митре, да и как может вызвать симпатию старая, спившаяся, беспородная и еще очевидно крайне вредная по характеру лошадь.

– Это и есть твой знаток Скандинавии? – усмехнулся Митра.

– Он один из лучших специалистов!

– Такие специалисты обычно гроздьями заседают в дешевых пивнухах, – хмыкнул молодой человек.

– Порою ты бываешь невыносим! – процедила Анастасия и, выдав самую очаровательную улыбку, направилась к столику со скучающей клячей в болотном свитере. Митре ничего не оставалось, как последовать за нею.

– Добрый вечер, Петр Аркадьевич, – заворковала Анастасия. – Познакомьтесь, это Митра, мой близкий друг и поверенный. Митра, это Петр Аркадьевич.

Митра ограничился кивком и присел напротив.

– Митра? – цепкие голубые глаза Петра Аркадьевича совсем не подходили к флегматичной морде, с нею больше бы гармонировали методично и беспрерывно жующие челюсти. – Как интересно, это имя индийского бога солнца, редкое имя. Если не ошибаюсь, вы наполовину индиец, наполовину европеец?

– Да, – сухо кивнул молодой человек, наблюдая, как подошедший официант сервирует столик.

– Что вы будете пить, Петр Аркадьевич? – беспрерывно улыбаясь, спросила Анастасия.

– Бокальчик божоле был бы очень кстати, – ответил специалист по скандинавской скульптуре.

Митра ожидал услышать водку, коньяк, пиво на худой конец… «Не такой уж он конский хвост», – подумал молодой человек. Выбора напитка было достаточно для того, чтобы Митра стал внимательнее приглядываться к Петру Аркадьевичу.

– Костенька, – обратилась Анастасия Александровна к красивому, как кинозвезда, гомосексуалисту официанту, – бутылочку «Божоле Нуар» и шампанского. А тебе, Митра?

– Капучино.

Костик принес кофе, вино, шампанское, разлил напитки по бокалам и исчез.

– За провидение, что свело нас, Петр Аркадьевич! – улыбнулась Анастасия, и Митра едва сдержал ухмылку.

Чокнулись, выпили, искусствовед наложил в свою тарелку холодных закусок, салатиков и неторопливо принялся за еду, Анастасия же пожирала взглядом его.

– Ну, что же, – медленно произнес Петр Аркадьевич, откушавши грибного салата, – я узнал кое-что об интересующей вас скульптуре.

Анастасия вся подалась вперед и застыла.

– Это довольно своеобразное изображение скандинавской богини смерти Карны, скульптура датируется концом 15-го началом 16-го веков, редчайшая вещь пожалуй, единственная в мире, скорее всего, принадлежит какому-нибудь частному коллекционеру, потому что в музейных каталогах она нигде не заявлена. Я нашел кое-какие материалы, связанные с нею, это газетные вырезки, датированные пяти и восьмилетней давностью. В девяносто втором году «Карной» владел немецкий миллионер Генрих Кафман, известный коллекционер, ученый, специалист по античной мифологии, – он умер от какого-то нелепого пищевого отравления, что ли. После его смерти сын выставил «Карну» на аукцион, она была куплена то ли арабом, то ли турком за полмиллиона долларов. Позже она всплывала в Англии, в коллекции Рональда фон Стаурика. Пять лет назад фон Стаурик скончался, и теперь местонахождение «Карны» неизвестно.

– Звучит обнадеживающе, – улыбнулся Митра, – но ничего, найдем мы эту «Карну», Настенька, не беспокойся. Я, пожалуй, не стану вам мешать, мне пора.

– Ты не останешься? – голос Анастасии сделался сухим, как недельная корка хлеба.

– Нет, дорогая, – ласково улыбнулся Митра, поднимаясь из-за стола, – мне надо сегодня обязательно попасть домой.

– К своим прошмандовкам?! – Анастасии было абсолютно наплевать на то, что за столом сидит посторонний человек и с интересом прислушивается к разговору.

– Рад был познакомиться, Петр Аркадьевич, до завтра, дорогая.

Митра вышел из бара и поеживаясь, с наслаждением вдохнул острый морозный воздух. Он не забрал из апартаментов Анастасии своей куртки и вздрогнул от холода в одной рубашке. Сделав знак одному из стоявших у входа такси, мужчина сел в салон и назвал адрес.

Дома Митра сбросил ботинки и с хрустом потянулся, предвкушая душ и крепкий сон. Из спальни вышла длинноногая русалка-блондинка и, прищурив глаза, процедила:

– Наконец-то! Что, твои шлюхи сегодня в нерабочем состоянии? Решил обо мне вспомнить? Мерзавец!

Она скрылась в спальне, с грохотом захлопнув за собою дверь.

«Нет, кажется, я начинаю понимать педиков!» – с тихой злостью подумал Митра и, расстегивая пуговицы рубашки, направился в ванную.

Следователь центрального районного отдела Алексей Николаевич Поправко разводился долго и с наслаждением. После двадцати лет семейного ада и напрасных попыток зачать ребенка он решил избавиться от невыносимого бремени семейного счастья. Супруга Наталья закатила невероятный скандал в ответ на спокойную просьбу о разводе меланхоличного, невзрачного супруга, но Алексея Николаевича это уже мало заботило. Мысли о свободе грели его не хуже обогревателя «Терминатор», настырно рекламируемого в телемагазине. Его не пугал даже грядущий унизительный раздел нехитрого имущества и тесной двухкомнатной квартирки. Теперь оскорбления супруги, в былые времена, доводившие его до белого каления, разбивались о непробиваемую броню счастья следователя, как мелкие морские брызги о борт ледокола. Даже: «Мент поганый, до гробовой доски будешь за свой мизерный оклад перед начальством выстилаться, пока пулю в лоб не схлопочешь от какого-нибудь бандита!», больше не действовало на гражданина Поправко.