Александр Субботин - Белоручка

Эту девушку звали Анфиса Львовна Яцко.

В городе она была известна тем, что издавала модный женский журнал, а по совместительству писала авторскую колонку в главной газете Рошинска «Уличный глашатай». И что любопытно: колонка была политической. Казалось, эти занятия противоречили друг другу, но так казалось только на первый взгляд. Анфиса Яцко была замужем за Минусовым. И как жена некогда большого политического деятеля, а теперь ещё и прославившаяся тем, что якобы покорила своего мужа именно отличным пониманием политической ситуации как в губернии, так и вообще в стране, она была просто обязана доносить свои мысли до простого народа.

Разумеется, для столь бурной и разносторонней деятельности нужны деньги и связи. Например, издание журнала, пусть и в небольшом провинциальном городе, требует немалых вложений. А пробиться на страницы главной газеты региона было бы трудно без широких связей. Всё это имелось у Яцко в избытке. Своим формальным браком с Минусовым четыре года назад она скорее только закрепила свой статус, публично заявив о собственном уме и серьёзности. Тем более что она даже не стала брать фамилию мужа. Ранее же её не раз видели в обществе самых богатых и влиятельных мужчин, и не только Рошинска, но и других, более крупных, почти столичных городов. Поэтому выходило, что она уже тогда могла похвастаться как тем, так и другим. А имея в активе подобную репутацию, неудивительно, что слухи о невиданных талантах и способностях начинают расползаться сами по себе. Сами собой приходят приглашения посетить тот или иной приём, дать тому или иному изданию или телеканалу интервью, провести, за отдельную плату безусловно, то или иное коммерческое мероприятие или праздник.

Ещё у Анфисы Львовны, как, впрочем, и у её мужа, был один небольшой, но очень охраняемый ею секрет. На первый взгляд, ничего особенного в этом секрете не было, чтобы так заботиться о нём. В конце концов, все мы в той или иной мере приходимся друг другу родственниками: братьями или сёстрами, дядями и тётями, племянниками или племянницами, седьмой водой на киселе или даже нашему забору двоюродным плетнём. И нет на свете ни одного человека, у кого бы не было родственников. Пусть даже и за границей. Конечно, это не всегда положительно сказывается на отношении к такому человеку в нашем обществе. А если уж какой родственник затесался во власть, так и подавно будут косо смотреть и думать: «А! Это оттого у тебя в жизни всё гладко складывается, что твой отец в подчинении у начальника полиции и чай с ним по субботам пьёт!»

Анфисе Львовне в этом смысле не повезло (или повезло – как посмотреть) дважды. Её двоюродный дядя был судьёй в арбитражном суде Рошинской губернии, а другой дядя, уже по маминой линии, жил где-то в Нью-Йорке. Поговаривали, что он перебрался в Штаты транзитом, почему-то через Киев, и теперь где-то в районе Бруклина пишет для небольшой, но крайне специфической газеты заказные статьи на тему русской души и всего такого, что кажется западному человеку загадочным и непостижимым.

С родственником-судьёй Анфиса, впрочем, была знакома в далёком детстве и даже сиживала на его коленях, но затем, когда батюшка её по болезни умер, контакты прервались. Даже мама, которой муж оставил неплохое наследство и которая в припадке горя по умершему супругу начала крепко пить, а затем, что неудивительно при такой страсти, отправилась вслед за ним в мир иной, не искала контактов с высоким лицом, имевшим почти ту же кровь, что и у её дочери. Конечно, при желании Анфиса могла с лёгкостью реанимировать утерянные связи, но наотрез отказывалась это делать по каким-то своим соображениям. И когда временами проскакивал слушок о том, что родственники у неё не такие, как у всех, и что один из них имеет непосредственное отношение к судьбоносным решениям в спорных вопросах о земле в области, Анфиса Львовна только улыбалась в ответ и гордо отворачивала в сторону свою головку.

– Выключи, пожалуйста, – попросил Анфису мужчина, который только что в бирюзовом халате вышел из ванной и теперь стоял на кухне, растирая мокрую голову пушистым полотенцем.

Анфиса никак не отреагировала на просьбу, а продолжила настойчиво и сосредоточенно жевать бутерброд. Тогда мужчина сам взял пульт дистанционного управления и погасил экран телевизора.

– Ты знаешь, – вдруг сказала Анфиса, стараясь показать свою безучастность, – я не смогу больше говорить, что я командировке.

Мужчина подошёл к девушке и поцеловал её в щёку, словно за что-то благодаря.

– Нет, я в самом деле говорю, – Анфисе не понравилась реакция мужчины на её реплику, а поэтому в голосе начали проскакивать визгливые нотки.

– Придумаем что-нибудь ещё, – флегматично ответил он и сел за стол. – Ты мне кофе не сделала?

– Сделай, пожалуйста, сам. Твой дом, – коротко ответила девушка.

Мужчина какое-то время ещё потёр голову полотенцем, после чего перекинул его через спинку стула.

– Ты себя ведёшь так, как будто всё хорошо и так и надо, – раздражалась Анфиса неизвестно почему. Она специально дразнила себя. Ей почему-то хотелось устроить скандал.

Мужчина вздохнул, встал, плотнее запахнулся в халат и направился к кофеварке. Ему были противны эти утренние сцены, бессмысленные разговоры, и каждый раз в такой ситуации он задавал себе один и тот же риторический вопрос: когда же она уйдёт?!

Мужчине было чуть за сорок, он был высокий, статный и даже спортивный. С волосами цвета соломы, с бледной веснушчатой кожей и лицом таким простым и одновременно горделиво-постным, что становилось противно при первом же взгляде на него. Неизвестно, чем он покорял своих многочисленных женщин, но собственный отталкивающий образ он словно бы берёг и выставлял напоказ, стараясь ежедневно бриться, а иногда даже накладывая косметическую маску. Вообще лицо его было типично деревенским: нос картошкой, белёсые ресницы и брови, толстые губы и до невообразимости глупая улыбка, при которой появлялись ряды крупных неплотно стоящих друг к другу зубов. Мужчину, пожалуй, можно было бы даже назвать карикатурой на какого-нибудь Ивана-царевича, если бы не некоторая колченогость и невообразимо тупой взгляд пустых голубых глаз. Впрочем, сам он себя глупым не считал, а если бы кто осмелился ему об этом намекнуть, то вполне мог за это поплатиться собственным здоровьем.

Звали мужчину Аркадий Васильевич Бабкин.

Род занятий его определить было почти невозможно. Не проработав официально за всю свою жизнь и дня, Аркадий Васильевич между тем чудесным способом сумел скопить для себя кое-какой капиталец и теперь безбедно жил на проценты от него, а ещё на дивиденды от имеющихся у него ценных бумаг. Впрочем, ходили слухи, что у него есть и другие источники дохода, но об этом позже.