Юрий Денисов - Каинова печать

– А вы прислушайтесь к собственным словам: «светлое и чистое» – вот вам самому не смешно?

– Нет. Не смешно.

Он рассмеялся и стукнул кулаком по столу. Это выражало нечто вроде: «Ну ты и кадр!».

– Да ведь вы лжёте, вот в чём вся соль, – заявил он, отсмеявшись. – Лжёте… из добрых побуждений. Ради «добра, гармонии и света». Это когда муж говорит жене, что она прекрасно выглядит, хотя она похожа на старую курицу. Просто такова тактика всех «добрых людей» – прятать голову в песок, подобно птице страус.

– Извините, но не могли бы вы… всё-таки пересесть за свой столик?

– Подождите, – он поднял руку с раскрытой ладонью. – Я уже кончаю, как говорят наши политики. Как я уже сказал, я хочу знать правду. Я вижу в этом свою высшую миссию. Почему? Потому что правда – настоящая правда – слишком неприглядна и потому никогда не бывает высказана. Об этом ещё Марк Твен писал. Соответственно, она никогда не учитывается, не вносится в планы, теории и так далее. И мы, анализируя жизнь, никогда не можем полностью объективно оценить обстановку. Это всё равно что решать задачу с недостаточными условиями. И мы всегда промахиваемся, и никак не можем обнаружить главное, вырезать главную опухоль своей жизни… Извините за плохую метафору, я не литератор… В конце концов, нельзя излечить болезнь, если отрицать сам факт её наличия. Многие чувствуют эту правду, но даже те, кто знает её, бегут от неё, – он пристально и с торжеством посмотрел на меня. – И вы тоже бежите от страшной правды, которую знаете.

Я слегка отшатнулся и впился в него взглядом:

– О чём вы говорите?

На его губы наползла медленная змеиная усмешка. Он снисходительно сощурился:

– А вы подумайте.

Я онемел и лихорадочно задумался, хоть и старался сохранять невозмутимость. Что он имел в виду? Он чувствовал оказанный эффект и самодовольно продолжал:

– Что ж, я рад, что Сергей Грановский умер в 36. Во цвете лет, можно сказать. Знаете, каким я его вижу в 50? Постаревшим, обрюзгшим, потасканным, одиноким и никому не нужным. Этот парень только и занимался саморазрушением. А между делом, ради разнообразия, разрушал чужие жизни. Но об этом говорить как-то не принято. Его ещё и жалеют! А я всю эту мерзость вытащу на свет божий, чего бы мне это ни стоило. Но я буду копать. И копать глубоко. Так глубоко, что света белого не взвижу.

– Только ногти не обломайте.

Я встал и ушёл.

Обыкновенные небесные осколки, падая, сгорают в воздухе; вспышка – и всё, и даже памяти о них не остаётся.

А есть глыбы настолько гигантские, что их гибель отзывается на всём живущем: мир содрогается, в пожарищах гибнут целые леса, солнце закрывают тучи пепла.

22 сентября я приехал в Питер, чтобы принять участие в передаче Алексея Морозова «Круглый стол», выходящей по будням на Пятом канале. Смерть Сергея – самая горячая сенсация последних месяцев. «Вам необходимо высказать свою точку зрения, чтобы пресечь грязные инсинуации СМИ на эту тему».

В «предбаннике» я ожидал начала эфира. На диванчике под сенью пальмы сидел священник с печальным и самоуглублённым взглядом. Вдруг он пристально посмотрел на меня.

– Скажите, вы друг покойного?

– Да.

Он кивнул с грустной улыбкой.

– Я сразу вас узнал… скорбите?

– Очень. Я… в состоянии клинической смерти. Я не знаю, как жить без него дальше.

– Что ж, по-всякому можно жить. Есть такая мука, что превыше сил человеческих. Тогда только вера и спасает.

– Но как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Не более ли благородно не ждать манны небесной и опираться на собственные силы?

Он вновь пристально посмотрел на меня:

– Вы ницшеанец?

– Нет. У Ницше я обнаружил кричащие противоречия. Кроме того, я убеждён, что каждый должен создавать личную философию, искать собственный путь к истине. Первая задача человеческого ума – мыслить самостоятельно, на мой взгляд.

– Ага, личная философия, значит… Она у вас, по-видимому, не завершена. Так, какие-то обрывки, цельной картины не получается. Но это общая болезнь нашего времени. Каждый у нас теперь эзотерик-любитель: понадёргает цитат из Коэльо, Кастанеды, Ницше, Юнга, Наполеона. Карнеги смешает с Библией, Конфуция с Фрейдом. Солянка, да ещё из ворованных продуктов. И никакого, как вы выражаетесь, «самостоятельного» мышления. Сейчас ничего нет самостоятельного. Девиз сегодняшнего времени: «Верь в себя. Полагайся только на себя». А не кажется ли вам, что сейчас человек меньше всего в себя верит, меньше всего по собственной воле действует? Но даже если и умеет… вот вы умный человек, и думаете, что умнее других проживёте?

– Думаю, я в некотором роде должен быть примером для других – ведь не зря же талант мне дан, я должен нести ответственность, нести людям истину, если позволите мне такое пафосное выражение. А в этом случае важны не столько слова, сколько дела.

Он засмеялся:

– Знаете, как сказал Пушкин: «Кто хочет людям истину нести, не должен кушать больше чем они». Ну так значит, вы писатель, мыслитель. Властитель дум! Но что, если вы глупее других и проживёте? По-моему, подлинное взросление приходит, когда человек осознаёт: несмотря ни на какие таланты, или красоту, или силу, человек вовсе не проживёт ни умнее, ни счастливее других. Даже может быть, наоборот. Первая задача человеческого ума – осознать ограниченность человеческого ума. Мы на самом деле редко можем понять, почему происходит то или иное.

– Да, я многого не понимаю… особенно в последнее время.

– Почитайте Библию, – уголки его губ раздвинулись в улыбке. – Может, что-нибудь и поймёте получше.

– Я читал.

– И?..

– Прямо скажем, впечатляет. Многое в жизни стало яснее, несмотря на то, что некоторые важные моменты в этой книге я так до конца и не понял.

– Это, пожалуй, и должно быть так. До понимания божьего замысла дорасти нужно. Жизнь всей шкурой прочувствовать, пройти огни и воды. В ней весь мир, вся история; в ней каждый себя найдёт и себя узнает, свою судьбу. Все книги – даже величайшие – лишь сноски к ней. Страшные времена грядут, и у ж е страшное время наступило. Хуже, чем при Достоевском. Тогда хотя бы вопрос стоял «Есть Бог или нет», а теперь и вопросом таким не задаются. Кричат: «Бог умер!», «Религия – смешные предрассудки!», и думают, что свободу обрели. Они только идола себе нового нашли, в новое рабство себя отдали. Нового идола – деньги, власть, секс, Ницше, Наполеона, Джима Моррисона, Сатану. Если бы они не нашли идола, они бы с ума сошли. Абсолютная свобода – это висение в безвоздушном пространстве без верха и низа, от чего голова кружится и тошнит. Человеку необходима какая-то опора, твёрдая почва, чёткие ориентиры в запутанном лабиринте жизни. Иначе в ловушку попадёт, в волчью яму. Заплутает.