Василий Чибисов - Крангел. Собачье озеро

– Ой, да брось, Светлана Александровна. Что такого может произойти?

Действительно. Что может произойти, если уже произошло? Сарра сотворила свой мир. Она была абсолютно здорова: и телесно, и психически. Крылатый психоз не смог затмить старую реальность, да и не планировал. Он смиренно довольствовался ролью полноправного элемента нашего мира. Об этом красноречиво свидетельствовал расцарапанный дубовый паркет, раскиданные по углам дрейдлы и нанесенная прямо на новые обои грунтовка.

– Я у тебя тут немного посамовыражаюсь, ты ведь не против, – вопросительно предупредила Сара свою сверстницу и соратницу по тусовкам, Лизоньку Турбину, у которой постоянно пряталась от материнского надзора.

– Выражайся, – девушка оглядела превращенную в сарай спальню. – Комнат много. Но они скоро закончатся, если ты будешь так усердно творить.

– Спасибо, Лизон. Мне просто нужно хорошенько вырисоваться, чтобы крылатый глюк наконец отстал.

– А он отстанет?

– Ну… мейби.

– Наверное или точно?

– Наверное точно.

– И ты наконец-то перестанешь устраивать погромы в моей квартире!

– Не исключено…

Соколова разглядывала грунтовку, обострившимся зрением извлекая из микротрещин парейдолические откровения.

– И?

– Что и?

– Рисуй давай!

– М? А! Не, Лизка, днем бесполезно. Перед рассветом накатит так, что меня от стены не оторвешь. Сколько время?

– Пятнадцать тридцать.

– Окей, я погнала к мозгоправу. И нужно не забыть на обратном пути затариться пойлом. Не люблю ничего на сухую.

– Скажи, когда нарисуешь. Хочу посмотреть, как выглядит твой внутренний мир, когда тебя им не выворачивает на диван.

– Мир? Я не буду рисовать мой мир! Мой мир меркнет.

– Что?

– Забей. Там нечего рисовать. Ветер и алый песок.

Алый песок и ветер, стонущий и с сиплым свистом тонущий в барханах. Караван, груженый каббалистическими свитками. Ракетный поезд колесит по российским степям, тундрам и глухим лесам, чтобы никто не смог обнаружить оружие возмездия. Если и обнаружит, то через полчаса ему придется искать снова. Сарра заимствовала этот способ спрятать тайное знание и от самой себя, и от красного ангела, и от человека в белом, идущего наперерез каравану. Когда в твоем мире нет ничего, кроме песка и ветра, ты быстро заметишь вторжение чужеродного образа. Кто ты, странник? Почему вместо тени за тобой следует картонный силуэт? Почему ты плачешь? Почему твои слезы маслянисты и черны, как аравийская нефть? Почему алый песок плавится под ними, а идущие вглубь тверди тонкие шрамы не затягиваются? Почему караван послушно меняет курс и идет тебе навстречу? Почему верблюжий вожак останавливается, запутавшись в колючей проволоке?

– Почему ты так уверен в ее стабильности?

– Потому что я изолировал источник безумия. Теперь она хотя бы не галлюцинирует в самый неподходящий момент. Это позволит мне выиграть время и детально изучить фабулу бреда.

– Ты в своем уме? Она под гипнозом придумала небольшой мир и разделила его надвое забором из колючей проволоки. Что это, если не символизация психического распада?

– Не бойся, мозг у нее не треснет.

Трещина в озере понемногу расползалась.

– Не треснет. Но и пользы от ваших совместных фантазмов никакой. Как это вообще может повлиять на органическое течение болезни?

– И тем не менее, как-то повлияло. Я до конца не уверен, что здесь вообще замешана органика.

– Игнатий! Органика не может не быть замешана. Мозг твоей пациентки проспиртован насквозь, если уж на то пошло.

– Если ты про алкоголь, то он стабилизирует Сару. Напиваясь, она демонстрирует устойчивое компенсаторное поведение, выражающееся в творческой активности. Рисует.

– С ее слов.

– Ты сама учила меня безусловно верить клиенту, какую бы лапшу он не вешал.

– Еще я учила вовремя снимать лапшу с ушей. Ты не слышишь или не хочешь слышать тревожного звоночка.

– Это не звоночек. Это рингтон. Слушаю.

Звонок от пациентки поздним вечером был не слишком желательным явлением. Поколебавшись, Аннушкин решил-таки ответить. Случай с подкроватным чувством вины показался ему подозрительно простым. После Сары все случаи казались подозрительно простыми.

– Я не поздно? – раздался в динамике бодрый голос. Слишком бодрый. С маниакальными нотками.

– Добрый вечер. Не очень.

– А я вам из-под кровати звоню!

– Откуда?!

– Из-под кровати! Да вы не пугайтесь. Я просто решила проверить, насколько помогла ваша терапия.

– И насколько же?

Прятки под кроватью вряд ли можно было считать терапевтическим эффектом.

– На все сто! Ни страха, ни стыда, ни совести, – пациентка истерично хихикнула. – Спаси…

Последние слова она практически просвистела, поэтому Аннушкину показалось, что в конце вместо «спасибо» прозвучало «спасите». Но, во-первых, трубку клиентка уже положила. Во-вторых, терапевт должен быть терапевтом только внутри кабинета. В-третьих,..

– Загулялся я тут с тобой. У моей благоверной особые представления о финитности супружеского долга. Взыскивает получше любых коллекторов.

– Коллекторы взыскивали с тебя супружеский долг? Травматический опыт, сочувствую.

– Светлана Александровна! Что началось-то?

– Я не знаю, что у тебя в голове началось, если ты с телефонными хулиганами так мило беседуешь. Просто не отвечай на звонки, и он отвяжется.

– Кто?!

– Тебе не звонили? Странно. Всех моих знакомых донимает. Ты неправильно смотришь, ты неправильно смотришь. Потом матом кроет. Чего это тебя перекосило?

– Слушай, а этот твой телефонный хулиган случайно не…

– Светка! Ох, дремучий корень, еле нашел. Добрейшего, товарищи!

Из-за деревьев к озеру выбежал бодрый дедушка в заячьем тулупчике и с рацией.

– Здравствуйте, Семен Леонтьевич, – хором откликнулись мозгоправы.

– Тут такое дело. Над нами вертолет завис. Запрашивает посадку и срочную психологическую помощь.

– Кто-то из постоянных?

– Нет. Наоборот. Нормальный мужик, порядочный. Оборонку нашу поднял. Ты о нем поди слышала.

Вообще-то рабочий день, а также вечер и кусок ночи давно закончился, но Света никогда не торопилась к домашнему очагу. Его пламя давно не грело душу, а медленно ее вымораживало. Долго раздумывать не пришлось.

– Пусть приземляется и ждет в моем кабинете. Я скоро.

– Ударница ты, Светлана Александровна. Не бережешь себя, – неумело изобразил сочувствие Игнатий, когда смотритель парка скрылся между соснами.

– Завидуешь?

– Завидую. Вместо отдыха меня ждут очередные скачки. Устал, как

– Собака, – бормотал во сне Янковский.

Озерская искоса посмотрела на спящего в кресле. Запрашивать срочную психологическую помощь только для того, чтобы выспаться. Такого в ее практике еще не было. Впрочем, если клиент оплачивает посадочное место, то почему нет? Пусть отдыхает, раз приземлился в хвосте расписания. Пора перевести часть специалистов на ночную смену, когда из бессознательного на охоту выходит