Олег Колмаков - Катехон. Труп в подвале тринадцатого дома

– Водочная бутылка из подвала валялась примерно в двадцати метрах от обнаруженного трупа… – пояснил Евгений. – …Она могла быть и вовсе никоим образом не связанна с нашим преступлением, если б не одно «но»… Именно в этой самой бутылке, экспертами и были обнаружены останки метила. Того самого вещества, которым и был отравлен Ярош.

Первым в отдел доставили Цокотухина.

– По какому праву я был арестован?.. – едва ли не с порога заявил тот сорокалетний мужчина. – …За нарушение моих законных прав, я вас тут всех засужу.

– Сергей Николаевич, вы вовсе не арестованы. И даже не задержаны… – мне с трудом удавалось сохранить видимое хладнокровие. – …Вас доставили для допроса. На данный момент в качестве свидетеля по делу об убийстве гражданина Яроша. Между прочим, вашего друга.

– Что значит «на данный момент»?.. – Цокотухин ухмыльнулся в некоем презрении. – …Не уж-то, вы в серьёз собираетесь пришить мне данную «мокруху»?

– Слушай, орёл. Ты чё такой борзый? – мне пришлось повысить голос, дабы урезонить нагловатого свидетеля. В принципе, я был готов общаться с ним вполне лояльно. Однако он сам, своим наглым поведением, заставил меня перейти на совершенно иной уровень общения.

– Я не борзый, я уверенный… Уверенный в своих гражданских правах. К тому же, мне прекрасно известны ваши полномочия и методы работы.

– Обожди. Ты что ж, имеешь юридическое образование? – поинтересовался я, едва сдерживая подкатившую усмешку.

– О том, что во время допроса, мне положен адвокат, вовсе не обязательно иметь диплом юриста… – Цокотухин продолжил кривляться и ёрничать.

– Дежурный!.. – открыв дверь кабинета, я зычно выкрикнул в коридор. – …Увести подозреваемого… – после чего, я вновь обернулся к доставленному в отдел. – …Сейчас тебя отведут в камеру. Надеюсь, ты знаешь, на какой срок я имею право тебя задержать?

– Эй-эй!.. Обождите… Не надо камеры… – всполошился Цокотухин. – …Я готов ответить на все ваши вопросы.

Далее, диалог продолжился в более и менее продуктивном русле. При этом опрашиваемый, по-прежнему пытался быть дерзким и вести себя крайне вызывающе. Чем окончательно оставил во мне самое негативное о нём впечатление. Скорее всего, именно таким паскудным и был у него характер.

– …Я присоединился к пирушке достаточно поздно… – вальяжно развалившись на стуле, Цокотухин смотрел на меня с полным пренебрежением. – …Ярош приглашал меня к началу алкогольного мероприятия. Однако освободился я лишь ближе к одиннадцати часам вечера.

– Чем же, если не секрет, ты был занят в выходной день?

– У меня много общественной работы. К примеру, я организую инициативные группы в нашем микрорайоне. Кроме того, по месту своей службы я значусь общественным контролёром. Выезжаю то на одну, то на другую станцию. Слежу за трудовой дисциплиной, соблюдением правил техники безопасности и прочим порядком. За те сорок минут, что я добираюсь до места работы, я ещё и успеваю в режиме он-лайн написать три-четыре жалобы в жилищную инспекцию, в Прокуратуру, в ту или иную Администрацию…

– Зачем тебе это?

– Не могу спокойно смотреть на бардак и разгильдяйство… – достаточно уверенно ответил Цокотухин. Меж тем, я успел уловить в его взгляде с прищуром и определённую долю лицемерия.

– Какие взаимоотношения у тебя были с погибшим Ярошем? Имею в виду возможные конфликты…

–Да вы что?.. – Цокотухин оборвал меня на полуслове. –…Об этом не может быть и речи. Мы друганы. Пусть и работали в разных подразделениях, а всё ж на одном предприятии. На родимой железной дороге.

– Кто оставался на пустыре, когда ты присоединился к той злополучной пьянке?

– Отчего это вы считаете «пьянкой», искреннее выражение человеческих чувств? У людей радость, они добились того, к чему стремились на протяжении последних двух лет.

– Ты прекрасно понял, о чём я тебя спрашиваю, а уж как мы назовём то злоупотребление алкоголем, вопрос вовсе не имеющий отношение к убийству твоего, как ты сам выразился: другана.

– Ладно, понял. На пустырь за тринадцатым домом я прибыл, по сути, к самому шапочному разбору. Практически все уже разошлись. Те же, кто остался, были в приличном подпитии. Кто был?.. Серёга Ярош, Лёшка Полепин и Эдуард Забелин. Да, собственно, я и провёл с парнями не более часа. Поздравил, произнёс пару тостов. Когда ж к компании присоединилась Татьяна Тимошенко, я и вовсе поспешил покинуть пустырь.

– Стоп… – последняя фраза Цокотухина заставила меня встрепенуться. – …Татьяна вернулась?.. Я не ослышался?.. Припомни, в котором часу это было?

– Около полуночи.

– Точнее.

– В половине первого ночи…

«Цокотухин, конечно же, мог и приврать о том, что Тимошенко вернулась… – размышлял я после окончания беседы с циничным типом. – …Ведь никто иной о возвращении Тимошенко ранее и словом не обмолвился. А впрочем, о данном факте никто не вспомнил лишь потому, что об этом я их вовсе не спрашивал. Не уж-то старею?

Нет-нет, ни в этом дело. Если припомнить, то все мои предыдущие расспросы оканчивались тем, что на пустыре остались лишь трое: Ярош, Забелин и Полепин. Причём, ни с одним из этой троицы, я ещё не общался, потому и не мог знать о том, что Татьяна вернулась. Ну, ничего… Прямо сейчас, данный пробел мы, похоже, и сумеем ликвидировать…»

– Николай Михайлович, в отдел доставлены Забелин и Полепин… – доложил Косован, едва я успел перепоручить Цокотухина одному из свободных оперов для «откатки» отпечатков пальцев подозреваемого. В последствие тот же опер мог бы за Цокотухиным немного присмотрел.

– Тащи Забелина… – распорядился я, после чего добавил. – …Женя, ну, а ты пока срочно разыщи Татьяну Тимошенко, собственницу тридцать шестой квартиры.

Эдуард Забелин оказался мужичком несколько хамоватым. И если Цокотухин вёл себя на допросе в определённой степени дерзко, потому как начитался в интернете достаточное количество юридических статей и имел хоть какое-то представление о своих правах, то мой нынешний собеседник, подобными знаниями вовсе не обладал. Главным фактором здесь выступал вовсе не паскудный характер, таковым было воспитание Забелина. Во всём тут сквозила вседозволенность, отсутствие хоть каких-то тормозов, этических и общечеловеческих норм. Помните, как у Маяковского: вырастит из сына свин, если сын свинёнок. Причина, наверняка, лежала в области чрезмерной избалованности, в родительском безразличии, отсутствии детских ограничений, а так же адекватного наказания за совершённые проступки. Потому и вёл он себя нарочито надменно, дескать, я пуп земли, а ты, урод, не пойми кто. Потому и мне вновь понадобилось какое-то время, дабы урезонить и этого субчика.

Когда ж речь зашла о немыслимых, трёхмиллионных долгах, Забелин принялся плакаться о тяжких временах, о повальной российской нищете и прочих проблемах своего малого бизнеса.