Марина Важова - Призраки летнего сада

Надо «скорую» вызвать. Только подумала, тут же сын ей враспев: «Не на-а-а-до ско-о-орой…». Вмиг мелькнуло: наркотики. Тогда «скорой» действительно не надо, а нужна Лина. Её номер и набрала дрожащей рукой. Пока Лина добиралась, удалось перетащить сына в спальню. Он едва передвигал ноги, всё время падал, увлекая мать за собой. Пропитанное грязью и водой пальто сняли в прихожей, а ботинки в спальне. Лина потом ругалась, что вообще трогала, надо было оставить лежащим, как есть. Но тогда Дарине казалось, что достаточно ликвидировать видимые неполадки – и всё само собой начнёт выправляться.

По большому счёту, почти так и произошло. Когда она сняла всю грязную одежду и обувь, обтёрла лицо и руки мокрой губкой, а потом чистым полотенцем – бледные щёки чуть потеплели, чернота с губ ушла. Правда, тут же обнаружились многочисленные ссадины и царапины, до сих пор скрытые под грязью, но ни одной сколь-либо серьёзной. Отмытый Лёсик снова стал похож на человека, даже каши поел и забылся неровным сном.

Лины всё не было, и Дарина уже пожалела, что не вызвала «скорую». Сын то просыпался, то вновь засыпал. Временами приходил в себя, но явно ничего не понимал. Открывал глаза и начинал сбивчиво, растягивая слова, рассказывать о своих злоключениях. В какой-то момент его речь переходила в бормотанье, он замолкал и вновь погружался в беспамятство. Очнувшись в очередной раз, ничего из рассказанного ранее не помнил и с любопытством слушал свою историю в изложении матери. Зато припоминал другие эпизоды, никак не подходящие к первым.

Общая картина выходила совершенно несуразной. Вчера в два часа они должны были встретиться в мастерской отца с Гриней. Сандро их давно помирить хочет: хоть и сводные, но ведь братья! Лёсик пришёл, а Грини всё не было. И в четыре не было, а в шесть Лёсик отправился домой, но почему-то очутился у Грининого приятеля Ромки.

Вот тут в рассказе появился первый сбой. Ромка жил в районе Ржевка-Пороховые. Путь от мастерской на Марата не близкий. А по словам Лёсика – он только мост перешёл. После очередного пробуждения эта картина смылась начисто, действие перенеслось к дому Грини. Лёсик вышел из парадной в раздражении. Брата он застал дома, они с Ромкой курили травку и были дураки дураками. Неудивительно, что Гриня забыл про встречу у отца. Он и Лёсику предложил курнуть, но тот отказался, обозвал Гриню придурком и отбыл, сетуя на потерянный день. Последнее, что припомнилось, как он идёт в сторону метро по одному из проходных дворов, а на него озадаченно глядит пожилой дядька в немодном плаще болонья.

Потом пошли разрозненные отрывки. Подвал… он ползёт, обдирая руки о каменные выступы… вот откуда обломанные ногти!.. натыкается на кучи разного хламья. Незнакомая лестница… женщина в испуге отшатывается: «Наркоманы проклятые!»… он силится сказать: не-е-ет, – и вдруг оказывается на крыше. Смотреть вниз совсем не страшно… он наклоняется, чтобы разглядеть малюсеньких человечков, игрушечные машинки… Держится за антенну и качается вместе с ней… Бабку припомнил – это уже у метро – она суёт ему в рот чёрные таблетки, а он лежит на скамейке, рядом народ гомонит: вроде живой… надо скорую… милицию…

Тут появилась Лина, как всегда открыто-позитивная, пахнущая французскими духами, в платье с глубоким вырезом. Дарине так и представилось, как после телефонного звонка она тут же ринулась к шкафу, перебирая наряды, а потом в ванную – наводить марафет. В этом вся Лина – она обязана быть сногсшибательной при любом раскладе. Это входит в программу лечения, производит психотерапевтический эффект. Даже Лёсик, выплывая в очередной раз из глубин беспамятства, при виде Лины заулыбался, руки к ней протянул вроде как обниматься, но в последний момент передумал, стал крутить ладонями, будто дежурному санитару показывал их чистоту.

Лина, болтая и кокетничая, измерила пульс, давление, достала блестящий молоточек, постукала по голым Лёнчиным коленкам, поводила перед глазами. Дарина пересказывала похождения сына, тот слушал с интересом, потому как сам опять ничего не помнил. «Так, может, ты всё-таки курил травку?» – вполголоса спросила Лина, припомнив историю с глюками и походом в ментовку. Но Лёсик спокойно и убедительно отрицал – нет и нет, и вообще – никогда! Она достала ампулы, шприц и сделала Лёнчику два укола, после которых он вскоре спокойно заснул.

И только уходя, почти в дверях, поправляя закрученный вокруг шеи модный шарф, успокоила: «Теперь должно быть всё в порядке. Это типичная картина сумеречного сознания, может иметь разные причины. Надо показать в Институте мозга. Я позвоню, когда договорюсь».

Лина оказалась права: наутро Лёсик проснулся совершенно здоровым. Но ничего не помнил, в том числе и визита Лины. В Институте мозга ничего определённого сказать не смогли – энцефалограмма отклонений не показала. Надо было сразу, в тот же день обращаться, посетовали медики. «Они конечно же думают про наркотики, сейчас это сплошь и рядом», – сказала Лина после посещения светил.

Лёсик же думал об этом постоянно, и про тот случай во дворе тоже. Только это были явления разного порядка: там он видел то, чего не было, и отчётливо помнил малейшие детали, в этот раз что-то действительно с ним происходило, только он всё забыл. Даже когда Дарина пересказывала от него же услышанное, воспринимал как сюжет психологического триллера.

Со временем кое-что из случившегося стало в памяти проступать, как фото в проявителе. Звонок Ромки: по телефону нельзя, надо лично, встречаемся у плотины Охтинского завода. Это недалеко от его дома. Скорее всего, Лёсик доехал на электричке, но уверенности нет, тут по-прежнему был провал. Зато Ильинскую церковь, мимо которой проходил, вспомнил чётко.

Именно там к нему подошёл мужчина необычного вида – высокий, в суконном плаще с капюшоном и застёжкой у ворота в виде двух якорей – и спросил, не Батищев ли его фамилия. При этом в лицо почти не смотрел, а всё оглядывался по сторонам, как бы кого-то поджидая или опасаясь. Лёсик подтвердил, и мужчина, впервые заглянув в глаза, сказал, что имеет поручение препроводить его к Якову Вилимовичу.

Такого не знаю, ответил Лёсик, смутно чувствуя в этом имени что-то знакомое. Мужчина отступил, потом резко приблизился и чуть не в самое ухо произнёс шепотливой скороговоркой: «Как это вы не знаете? Яков Вилимович Брюс, генерал-фельдцейхмейстер, глава Берг-коллегии!».

Ну да, и командующий русской артиллерией времён Петра Первого. Но при чём здесь?..

– Ведь вы сержант Яков Батищев, верно? – отрывисто и почти неприязненно спросил незнакомец.

– Не Яков, а Леонид, и уж всяко не военный, как вы могли бы заметить, – ответил Лёсик, невольно впадая в политесный слог «посланца», но тот лишь досадливо махнул рукой и быстрым шагом пошёл прочь. Лёсик было дёрнулся его догнать, но как раз подошёл Ромка, и они направились к плотине.