Евгения Райнеш - Явление прекрасной N

– Прекрати вести себя, как сука в течке, – твёрдо сказал любимый мужчина Кайсы.

И не только.

– Ты слишком правильный, – голос Ниры звучал печально, кажется, она совсем не рассердилась на «сучку», – знаешь об этом, да? Гордишься? Но ты делаешь своей правильностью так больно…

– Не провоцируй…

– Гордеев… Скажи всего одно слово. Одно слово, Гордеев, и я…

Коридор погрузился в напряжённую тишину, только тяжёлое, прерывистое дыхание раздавалось, казалось, прямо под ухом Кайсы. Потом Нира жалобно вскрикнула и тут же следом глубоко вздохнула.

– Прекрати, – сказал Гордей зло. – Мы не будем этого делать здесь. И вообще не будем до тех пор, пока ты не прекратишь так себя вести.

Шорох удаляющихся шагов. И другие, уже мужские, более тяжёлые. Гордей и Нира куда-то ушли.

На Кайсу сразу упала музыка. Она теперь ясно слышала, в какой стороне звучит дискотека, протянула руку. И невидимая дверь открылась, ослепив светом и блеском.

Девочка вывалилась в зал, почти упала, но хоть и с трудом, но всё же удержалась на ногах. Яркая, пёстрая масса вокруг неё колыхалась, изгибалась, потела и выкручивалась. Никто не обращал никакого внимания, и Кайса успокоилась.

«Нира…», – думала она, пробираясь среди вихляющихся тел. – «Приставала к Гордею»

Зло переполняло. Пока Кайса просто чувствовала искры, которые летали между этой парочкой, всё можно было списать на «показалось». Если показалось, то остаётся надежда. Но стать свидетельницей… И злилась Кайса вовсе не на то, что Нира собиралась сделать с Гордеем запретное… Жар хлынул в низ живота, совсем как от прикосновения незнакомца в коридоре.

Нет. На самом деле натянутая нить от Кайсы к Гордею вибрировала вполне ясно: тот, кого она боготворила, безумно хотел сделать ЭТО с Нирой. И отказался только потому, что любил и берёг. ОЧЕНЬ. И злился так сильно поэтому.

Она пыталась найти Гордея в зале, но в этой чехарде все лица сливались в одно. Только одно из них, самое сейчас ненавистное, выделялось из толпы. Впрочем, как и всегда. Кайса решительно направилась к Нире, которой барменша протягивала ворох бумажных салфеток.

Кайса дёрнула Ниру за рукав, а когда Фея ночи удивлённо оглянулась, выпалила:

– Гордей велел передать, что ждёт тебя в тополях напротив входа. Он… передумал.

Нира, только что прижимавшая к носу окровавленную салфетку, вдруг стала такой счастливой. Она даже не спросила, почему тот сам не вернулся, зачем ждал на улице и с какого перепуга послал именно Кайсу…

Гремело, опьяняя, «синий-синий иней». Кружился над головой дискошар, разбрасывая искры-брызги.

«Чтоб он вам всем свалился на голову», – вдруг пожелала Кайса.

На самом деле она хотела, чтобы шар свалился на голову ей самой. Отшибая в памяти всё, что случилось этим вечером.

Кайса не могла заснуть в эту ночь.

А назавтра, за полчаса до того, как все узнали, что Нира пропала, Ритка пришла на предэкзаменационную подготовку с огромным фингалом под глазом. Наверное, общая тайна сплотила их, потому что Облако, поймав взгляд Кайсы, вдруг доверительно шепнула:

– Брательник, сука. Сказал, чтобы я больше к нему с тупыми девчачьими разборками не лезла…

Узнав Ритку Облако получше, Кайса поняла, что та была не злой. Равнодушной, как природа. Двойные смыслы придумывает человек, природа же сама по себе прямолинейна и бесхитростна. Как Ритка Чугуева. Которую, в первую очередь, волновала продуктивность и целесообразность окружающих процессов. Тогда, восемнадцать лет назад, она не желала зла Нире. Просто убирала препятствие, по её мнению, мешающее естественному ходу вещей.

Никакие фотки не появились, а когда по всем местным каналам замелькала фотография Ниры, которую искал весь город, Кайса, набравшись смелости, спросила Облако:

– Это твой… брательник с пацанами… что-то сделали с Нирой?

Ритка зло шикнула на неё:

– С дуба рухнула? Они и не приехали тогда, не смогли. Только если, сука, хоть слово кому пикнешь…

Подняла кулак к носу Кайсы, но вдруг разжала ладонь и испуганно оглянулась:

– Если кто узнает, что мы собирались сделать, на брательника всех собак повесят. А у него и так уже… Ходка.

Через несколько дней стало известно, что маньяк-рецидивист, убивший Ниру, покончил с собой. Кайса выбросила из головы тот случай, и Ритку, и её брательника, задвинула в самый угол памяти, но до конца так и не забыла.

Сейчас, спустя восемнадцать лет, Кайса глядела в одеревеневшее лицо Облака.

– Я помню, Ритуля, – повторила она. – И могу хоть сейчас спросить Ниру, кто напал на неё той ночью… Что-то шепчет мне: без вас с брательником тут не обошлось.

И Ритка вдруг… улыбнулась. Как-то открыто, легко и даже беззащитно.

– Курага, – второй раз за сегодняшний вечер она вспомнила школьную кличку Кайсы, которую сама же ей и дала. – Подумай, а? Самый большой навар с этого кипящего бульона получила именно ты…

Развернулась и пошла прочь. Полинка побежала за ней следом, трусясь, как мелкая собачонка. Она мало что поняла из их разговора, но обожала Ритку за силу и твердолобую убеждённость в собственной правоте.

Кайса почувствовала, что на глазах наворачиваются слёзы. Она не имела права на эту жизнь, которую восемнадцать лет назад отняла у Ниры. Помогла отнять.

Со стороны бара вдруг донеслось «Синий, синий иней…».

Кто-то тронул её за рукав, и Кайса, слабо вскрикнув, оглянулась. Слова застыли у неё в горле. В шёлковой струящейся блузе, оголяющей плечи, в льющихся от бедра широких гладких брюках и босиком на снегу стояла Нира.

Они всегда были одного роста, хоть и с разными фигурами, и сейчас взгляд пропавшей много лет назад одноклассницы и подруги, которую она предала, прямым попаданием светился в глаза Кайсы. Нира несколько минут молчала, чуть склонив голову к гладкому белому плечу. А потом вдруг нежно улыбнулась.

– Сладко тебе было? – спросила Нира. – Всё это время? Предательство, как оно на вкус?

Она вдруг протянула руку и схватила Кайсу за намотанный сверху куртки пышный снуд. Та дёрнулась скорее от неожиданности, чем от испуга, но Нира держала очень цепко.

– Милая, милая Кайса, – всё так же нежно пропела она, подтягивая лицо Кайсы к своему. – Я покажу тебе, что такое – настоящее сладко…

А потом Нира сделал нечто совсем выходящее за всякие рамки. Она обхватила шею Кайсы второй рукой, притянула к себе и впилась поцелуем в губы. На секунду Кайсе показалось, что всё это бред, а потом закружилась голова. Это был самый сладкий, самый страстный поцелуй в её жизни.

Гордею снилось, что на нём просторный белый балахон, закрывающий колени. В руках он держал кипу бумаг и знал во сне, что это всё – истории болезни, записанные вручную. Он стоял на пороге прозекторской голыми босыми ногам, без штанов неуютно и непривычно. Обжигающий сквозняк гулял по щиколоткам, добираясь до бёдер.