Сергей Валяев - Миллионер

Решив, что настал мой звездный час, я поинтересовался, чем занята вечером моя милая спутница? Не желает ли провести его в приятном обществе молодого человека-с? Девушка глянула на меня, как парижская графиня на клошара, выползающего из-под копыт королевской кареты. Этого мимолетного разящего взгляда хватило, чтобы я понял свое место, находящееся, очевидно, между замусоренным железнодорожным полотном и тырновским нужником. Мои переживания по поводу безответной любви прервал голос Маи:

— Вечером я учусь.

— Где? — спросил невольно.

Девушка обучалась в финансово-экономическом институте, и этот факт меня необыкновенно взбодрил. Учеба — причина уважительная. Лучше конспектировать бух. учет, чем прожигать молодую жизнь в злачных местечках.

— А на каком курсе? — терзал спутницу.

— На третьем, — и спросила: — Это тебе интересно?

— Должен же знать, с кем имею дело, — нашелся.

— Ох, чудило, — одобрительно качнула головой. — И как тебя сюда занесло?

— Ветром, — ответил. — Майским, — промолчал.

Дальнейшие события, связанные с получением трех кредиток, мне тоже понравились — понравились своей простотой и четкостью, хотя и не без ущерба для моего богатого внутреннего мира.

— Леночка, посмотри № 117, - попросила моя спутница, когда мы прибыли в банковское помещение. — Наш новый трейдер, — указала на меня. — Грезит заработать миллион.

— Похвальное стремление, — по-доброму усмехнулась Леночка, похожая на пухленькую голубоглазую куклу из магазина «Детский мир».

— Слава, — шаркнул ногой.

— Очень приятно, — смазливая барышня пальчиками щелкала по клавиатуре. — У нас миллионеры идут через одного, — пошутила. — Так. Двести девяносто долларов пятьдесят пять центов. До миллиона далеко. Будем брать?

— Будем, — горячился я, — брать. А миллион потом.

— Пожалуйста, — проговорила Леночка. — Назавтра. — И, увидев мое общее остолбенение, объяснила. — Такой у нас порядок.

— Леночка, — выступила моя добрая фея. — В виде исключение. А то наш друг до завтра не доживет.

Всем своим разболтанным видом я подтвердил, что так оно и будет наложу на себя руки. От нетерпения мацнуть банковские билеты, присланные нам в благотворительных целях по ленд-лизу.

Кукольная банковская прелестница выразительно вздохнула, мол, что с вами, несостоявшиеся миллионерами, делать и произвела необходимые расчеты на своем ПК.

— В кассу, — выдав металлический жетончик, указала на дверь, обороняемую двумя военизированными автоматчиками.

— Я здесь подожду, — сказала Мая. — Надеюсь, найдешь дорогу обратно.

— Если не пристрелят, — тоже отшутился.

Через несколько минут я испытал настоящий шок. Таких глубоких чувств я давненько не переживал — и вот, пожалуйста.

Нет, меня не пытались пристрелить. Более того, миловидная женщина средних лет с сиреневыми по цвету глазами, походившая на постаревшую кинозвезду отечественного кинематографа Н. Ф., была предупредительна и улыбчива.

Правда, находилась она за бронированным, подозреваю, стеклом, что ничуть не мешало нашему производственно-прозаическому общению.

— Новенький, — приняла через щель жетончик.

— Трейдер, — сдержанно кашлянул я, словно стесняясь этого высокого звания халявщика.

— Желаю успехов, — манипулировала на клавиатуре, смотря на экран монитора. — Двести девяносто долларов…

— … и пятьдесят пять центов! — поспешил я и потерял дар речи.

Почему? Дело в том, что мой взгляд, наконец, упал на стол кассира. И когда это произошло, то я ощутил, как земля уходит из-под ног.

Известно, к деньгам мое отношение равнодушное, как бальзаматора к трупу. Но, оказывается, есть и этому предел, после которого наша психика начинает ломаться, повизгивая от неприятных чувств, точно передавленная дворовая псина.

В чем же дело? Я увидел долларовые брикеты, упакованные в полиэтиленовую пленку. Эти брикеты валялись на столе, словно кизяки на хозяйственном дворе. Протяни руку — и возьми. Нет, хуюшки. Не успеешь протянуть руки — как протянешь ноги. Такая диалектика нашего мира, жестокого и несправедливого.

— Распишитесь, — услышал голос кассира и увидел листочек, выползающий из бронированной щели. — В получении. А сумму прописью…

— Спасибо, — сдавленно прохрипел, выводя каракули. — Пару миллиончиков-то, — кивнул на брикеты, — есть?

— Ага, — пожала плечами бухгалтер-кассир. — Бумага.

Я заставил взять в руки и себя, и «бумагу», мне причитающую: две сотенки, одну полсотенки и четыре импортных червончика.

— Копейки не нужны, — сделал барский жест рукой.

— И мне не нужны, — приветливо проговорила Н. Ф. — Бери-бери, копейка — рубль бережет, а цент — доллар.

— Золотые слова для миллионера, — прохрипел, — будущего. Рад был познакомиться, — раскланивался.

Мне улыбнулись напоследок, как публика спотыкающемуся коверному, и предупредили, чтобы я играл, да не заигрывался, поскольку судьба любит выверты творить с теми, кто теряет голову.

Да, голову я потерял — и не от суммы, каковую зажимал пучком тырновской петрушки в потном кулаке, а от перспектив завладеть кизячным брикетом, спрессованным до 1 000 000 $.

— Ты в порядке? — спросила Мая, обратившая внимание на мою некую общую ажитацию организма.

Я продемонстрировал зажатый кулак, где топорщились птичьими хвостами grin`ы, и заявил, что собственными глазами видел цель своей жизни. И объяснил, что имею ввиду. Мое признание не вызвало никаких восторгов у Маи — она эти миллионы каждый день видит, но больше тех, кого с сердечными приступами и повышенным давлением выносят на носилках. От тотального проигрыша.

— А я видел бригаду скорой, — признался, — да решил, что почудилось.

— Чудес на бирже не бывает, — строго выговаривала девушка, когда мы уже возвращались по коридору. — Заруби себе на носу. Я тебе показала успех, а неуспех плетется за тобой.

Я непроизвольно оглянулся, тем самым, рассмешив спутницу. Доверчив, как ребенок, заметила и протянула руку:

— На сегодня хватит игры. — И неожиданно посоветовала: — Не напивайся, как сапожник, а лучше прикупи grindar`а.

— Чего?! — был далек от моды, как турист в Гоби от водоема.

Выяснилось, что это такая современная обувь, практически не изнашиваемая. Продается бутиками, что в центре нашей белокаменной.

И пока я, переступая от конфуза в разбитых кроссовках, приходил в себя от такого «семейного» совета, девушка пожала мою безучастную пролетарскую лапу и удалилась прочь.

Я похлопал глазами ей вслед, чувствуя, что наши отношения, безусловно, строятся — и строятся каким-то странным образом. Что это все значит? Не втюрилась ли она сдуру в экзотического малого, не имеющего даже приличной обувки. Так порой случается в сказках, когда принцесса выходит замуж за простолюдина. Но мы-то проживаем не в сказке, и далеко не в сказке. Я бы сказал, где мы проживаем, но лучше промолчу.