Сергей Валяев - Тарантул

Эх, Сурок-Сурок! Его душа поймет и простит меня: разъезжать с обезглавленной и промерзлой куклой в багажнике не самая удачная затея. И я оставил куклу в погребе. Для диссертационных работ судмедэкспертов.

Пробившись к джипу, мы с юным Сусаниным загрузились и неспеша покатили в родной городок. Не торопились. Торопиться было некуда. Какая может быть гонка со смертью? А то, что костлявая, скрывающаяся за снежным саваном, поджидала одного из нас, сомневаться не приходилось.

Мечта идиота исполнилась — я проснулся в теплом овине, пропахшем овцами, молоком, коровьими лепехами и уверенностью, что наступающий день будет более удачным, чем тот, который сгинул, как путник на зимних ночных просторах.

Возвращаться домой и на дачу мне было не с руки — Али-бек ждал меня, как любовник ждет первого свидания.

Притомился, охотясь за призраками, и желания вступать в ближние бои с превосходящими силами неприятеля не возникало.

Переговорив с печальным внучком, отправились к его дружку Потемкину. Тот оказался малым понятливым и домовитым, не имеющий к роду царевых фаворитов никакого отношения из-за своей природной хлипкости, скуластости и конопатости.

Обо мне был наслышан, и поэтому хотел проявить самое сердечное радушие. Плач младенца в дому помешал это сделать немедленно. Я спросил про овин и получил подтверждение — он имеет место быть в хозяйстве. Туда и поспешили, за исключением младенца и супруги.

В сараюшке жили три овцы и корова. Мы нарушили аграрную идиллию: овечки затолкались, будто почувствовав волка, а пеструха шумно вздохнула и покосилась на нас большим солидоловым зрачком. Пока мы разбивали походный бивуак на духовитом сене, хозяин без лишних слов нациркал в цинковое ведерко молока.

В три часа ночи случился легкий ленч. С беседами по душам. Потемкин мгновенно уяснил возникшую неприятную для многих ситуацию и поинтересовался, чем он может помочь?

— Найти Шмарко, — сказал я. — И лучше живым.

— Поищем, — последовал неопределенный ответ.

Потом я уснул. Спал без сновидений, чутко, слушая дыхание животины и ветра. Затем на минуту сорвался в душистую сеном бездну, и очнулся от скрипа калитки и снега. В оконцо прорастало утро. Дыша на морозные узоры, я ощутил запах арбузных корок. Такой запах возникает от выпавшего за ночь снежка и предчувствия удачи.

И не ошибся — ранняя прогулка Потемкина по окрестностям дала результат. Меня ждали, но с одним условием — время разговора не больше пяти минут.

— Почему?

— Помирает Шмарко, — получил равнодушный ответ.

— Как это?

— Так, вчерась ж стрельнули, — сказал Потемкин. — И поморозился страшно.

Пришлось торопиться — госпожа удача грозила повернуться крутым бедром. Джип за ночь промерз, не машина — холодильная камеру. Плюхнувшись за руль, почувствовал себя пингвином на льдине.

Но, думаю, находился в более благоприятном состоянии, чем «вор в законе». Что произошло прошлой ночью в деревеньке? Узнаю ли? Зачем врать тому, кто готов предстать перед своим Создателем?

Мы выехали из дремавшей слободки на трассу. Утренний холодный диск солнца, мелькающий в черных деревьях, где ещё путалась ночь, напоминал колесико лимона, которое плавало в стакане чая, оставленного с вечера. Поля и небесная сфера сливались в единое целое, насыщенное свободным дыханием зимы.

Наша поездка была недолга, завернули на проселочную дорогу и пробились к новой деревеньке, тонущей корабликами домиков в снежных заносах.

Я полагался, что молва о бездыханности Шмарко преувеличена. И с этим мнением заступил в неказистый домик, скрипящий от дряхлости. Запах лекарств, крови и боли напомнил мне военный госпиталь в Ханкале.

На высокой койке со стальными набалдашниками лежал вор в законе, трудно узнаваемый из-за муки на лице. Дышал тяжело и порывисто. Сельский коновал наблюдал за пациентом. В углу сидела старушка в платочке и жевала пряник.

— Пять минут, — предупредил дедок-коновал, делая инъекцию умирающему. — Очень плох-с: почки, печень… И поморозился, бедолажный.

— Комара-то тридцать семь попов хоронили, три дня в колокола все звонили… — вдруг прошамкала старушка. — Отходит душа, так налейте нам вина…

Дедок в досаде отмахнулся на нее, а я увидел, как разлепились веки мертвеца, и плавающие во впадинах глазниц протухшие зрачки просветлели.

— Чеченец, — просипел, — ты ещё живой, братан?

— Живой.

— А я уже нет.

— Кто?

— Не знаю, — напряженно дышал. — Может… бобики… [8] Бобик — милиционер (жарг.). в масках были… Кто-то чужой… Как ниндьзя…

— Али-бек?

— Не… мы дружим… дружили…

— А Сурка сдали зачем?

— Джафара… замочили… Зачем?

— На войне как на войне, — ответил. — Как Али-бека найти?

— Он тебя сам… — попытался улыбнуться. — Ты, Чеченец, даже больше труп, чем я.

— Меня подставили с Лаптевым?

— Чуток, — на губах лопнул кровавый волдырь.

— Как это «чуток»? — не понял.

— Это к Хозяину, — сделал движение рукой к тумбочке. — От Шмарко, скажешь, от дубаря… [9] Дубарь — покойник (жарг.). Сдох, скажи, и ничего не нашел… Чужие, скажи, ходют…

Я увидел на тряпичной салфетке листок в клетку из школьной тетрадки, на ней — каракули цифр телефона.

— А кто Хозяин?

— Узнаешь, Чеченец, — на губах лопались кровавые пузыри. За спиной зашаркал дедок. — Может, он тебе и подарит жизнь… Еще раз, как Господь наш… — зрачки покрывались мутной пеленой. — Все, кажись, пиз… ц… — И вздернулся. — Ах, колесико… колесико…

— Мил человек, — услышал дедка. — Дай отойти ему, сердешному.

Взяв листок, поднялся с табурета. Я узнал многое и не узнал ничего. Хотя в руках находилась прочная, похоже, ниточка. У двери оглянулся — дедок тормошился у пациента, впрыскивая очередную инъекцию в надежде обмануть смерть, да её навязчивое присутствие чувствовалось. Показалось, что тень костлявой прочно заняла табурет, на котором только-только сидел я.

Последнее, что заметил: старушка в платочке, слюнявя пряник, беспричинно улыбается себе, как младенец погремушке.

У сарайчика хозяйственный Потемкин рубил дрова. Свежая щепа летела в стороны и вонзалась в снег.

— Помирает, — сообщил последнюю новость.

— Все там будем, — меланхолично заметил дровосек. — Кто прежде, кто позжее. Суета все, — и выудил из кармана предмет, мне знакомый: «колесико» из пяти тысяч долларов. — Вот такая вот история народов СНГ.

Вот о каком колесике припомнил покидающий этот мир. Интересно, о чем буду думать я, вляпавшись в подобное мероприятие?

Однажды моя душа улетала на берег вечности, по которому ходил легонький старичок, напевающий песенку о раскудрявом пареньке…

Когда эта нечаянная встреча случилась? Бог мой!.. Почти год назад, без нескольких дней.