Сергей Валяев - Топ-модель

Более омерзительного зрелища трудно было придумать: манерные, с раскрашенными рожами мужланы в рюшечках и оборочках. С волосатыми руками и кривыми ногами, обутыми в тесные туфельки-лодочки, с декольте, откуда вылезали куски поролона. Честное слово, представление на любителя таких экстремальных и столь фривольных ситуаций.

Пока приходила в себя атлетического Дюка, пострадавшего от ревнивого любовника, утащили за кулисы. Рыдающего агрессора повязали и увели для профилактического ремонта. А дамский коллектив, галдя, начал обсуждать ЧП.

Праздник, кажется, удался. О чем я и сказала Евгении. Та усмехнулась праздник всегда с нами, детка. И на этом мы решаем покинуть заведение, где так плохо была поставлена служба охраны. Мало того, что запустили в нежный женский коллектив топорных мужланов, да ещё не приметили едкого химического соединения, способного обинвалидить кого угодного на всю оставшуюся жизнь.

На улице гуляла теплая травматологическая ночь, мы перевели дух, сели в «жигули» и помчались по столице. Сестры Миненковы веселились, смакуя происшествие в «Полуночном ковбое». Я поглядывала на них и думала, что надо сделать все, чтобы потом не превратиться в пустую хихикающую дуру, для которой главная радость — посещение кислотных (в широком смысле этого слова) заведений.

— Погуляли, девки, — сказала Женя, когда мы с ней остались одни у парадного подъезда, а сестры Миненковы умчались в малолитражке продолжать праздник. — Какие впечатления?

— Смутные, — зевнула. — И зачем мы к «ковбоям» этим ездили?

— Так надо было, — непонятно ответила сестра. Потом, словно спохватившись, добавила: — А чтобы у тебя не было иллюзий. Это Москва город контрастов.

— Спасибо, — сказала. — Это я уже поняла. Но за меня не бойся.

— Почему?

— Потому, что я — море.

— Море?

— «Нужно быть морем, чтобы остаться чистым от грязных потоков жизни», — процитировала фразу, которую однажды вычитала и которая мне очень понравилась.

— Какая умненькая девочка, — проговорила двоюродная сестра, открывая ключом входную дверь квартиры. — Тс-с, мои уже спят. Если что, мы были в библиотеке, — пошутила.

Мы на цыпочках прошли по коридору, освещенному неживым желтым светом светильника. Я улыбнулась: взрослые такие девки, а ведем себя как маленькие.

В комнате лежала приятная ночная свежесть, проникшая через форточку. Я потянулась от удовольствия: спать-спать-спать, завтра — новый день; надеюсь, он будет для меня, куда интереснее и плодотворнее? И без кислотных брызг?

И приснился мне сон: далекий шум, напоминающий волновые накаты моря, я сижу в гримерной комнате — сижу перед огромным зеркальным полотном, отражающим провинциальную девочку. На её лице — грубоватый макияж, подчеркивающий взрослое её состояние и некую стервозность души. Это её первый выход на подиум. Испытывает ли она страх? Ничуть. Лишь легкий озноб гуляет по телу — озноб нетерпения и счастья. Счастья?

Дверь в гримуборную открывается — тепло-сочный свет бьет в глаза. Из-за этого света не видно того, кто говорит:

— Графиня, просыпайтесь. Вас ждут великие дела!

И я открываю глаза — и щурюсь от яркого солнечного света. Ба! Утро — и солнце в окно, и двоюродная сестра, и предчувствие успеха и удачи!

Все будет хорошо, Маша, говорю себе, все будет даже лучше, о чем ты мечтаешь. Москва — Париж — Лондон — Нью-Йорк… и так далее. Все эти населенные пункты падут к твоим ногам тридцать восьмого размера… Ур-р-ра!

Босиком шлепаю в ванную комнату. На мне коротенькая маечка с мордочкой усатого «микки-мауса» и трусики-«ниточки». Увлекалась мечтами и забыла, что нахожусь не дома.

Пробегая мимо кухни, на секунду задерживаюсь и пищу: «Ой, здрастье!». Я очень воспитанная девочка, не так ли? В кухоньке завтракают дядя Олег и его жена, с которой я ещё незнакома, но нетрудно догадаться, что это она. Мне кажется, что люди, долго живущие вместе, становятся друг на друга похожи. Тетя Оля дородна, добродушна, с мягким лицом ответственной домохозяйки.

— Ой, здрастье! — пищу я ещё раз и делаю книксен.

— Здр-р-р!.. — отвечает Олег Павлович и давится бутербродом.

Такое впечатление, что он то ли увидел обезьяну с баяном, то ли заморскую зверюху с веселым флажком. Или это моя полунагая простота его довела до такого состояния?

Жена начинает дубасить по спине мужа кулаком, будто по старому пыльному ковру, а я убегаю в ванную комнату.

Прекрасное начало дня — родного дядю чуть не довела до могилы, улыбаюсь своему отражению. Странные эти существа — мужчины. Иногда кажется, что они все без возраста. Малолетки восторженно гогочут в спину и орут всякие глупости, а старики пускают слюни и бесстыдно глазеют плаксивыми глазами. Куда глазеют? Да на красоту мою!

Я вздыхаю — оценит ли меня город городов Москва? Как бы не получить пинка от всяких разных кутюрье. Боюсь, что таких легко воспламеняемых дурочек, как я… М-да!

Холодный душ бодрит меня — никаких сомнений, Маша, вперед, и только вперед! Безверие порождает поражение. Единственная твоя задача — верить в себя как в молитву.

Решив не испытывать судьбу, закутываюсь в банное полотенце и легким балетным бегом мчусь мимо кухни.

— Девочки, завтракать, — слышу крик тети Оли. — И, желательно, в одежде.

Евгения не понимает требований мамы, и я рассказываю, в чем дело. Папа, это святое, смеется сестра, но советует мне ходить по дому в зимнем пальто и валенках.

В хорошем настроение появляется на кухне. Там я наконец знакомлюсь с Ольгой Васильевной. Правда, она торопится на работу — в проектно-архитектурный институт, и говорит дежурными фразами: вести себя хорошо и не болтаться по столице допоздна.

— Ну, ма, — отвечает Женя, — мы за себя можем постоять. В крайнем случае, вызовем Максима на помощь.

— Кстати, он тебе звонил, — вспоминает Ольга Васильевна. — В полночь.

— Накажу, — говорит сестра. — Ишь, ревнивый, как Отелло.

— Выходила бы ты за «Отелло» замуж, — вздыхает тетя Оля. — А то морочишь голову, и ему, и себе. И мне. И отцу.

— Мама, давай не будем! — категорически заявляет Женя. — Разберемся.

Обычная семейная сценка, которая происходит буквально в каждой нормальной семье, где есть дочь на выданье. Хорошо, что я сбежала от таких разговоров, и теперь принадлежу только самой себе. Что может быть приятнее свободы?! Ни-че-го! Не так ли?

Когда мы с Евгенией остаемся одни, сестра предлагает такой план действий на день: первое — посетить «салон красоты», чтобы привести себя в умопомрачительное состояние, второе — посетить Неделю прет-а-порте (одежды, готовой к носке), третье — поучаствовать в кастинге, то бишь испытать счастье в смотре топ-модельных сил.

Я выказываю восхищение: какая велась серьезная предварительная подготовка для того, чтобы подсадить меня на подиум. Отмахиваясь, Евгения признается, что в свое время предпринимала попытки к штурму высот Высокой моды. И хорошо, что вовремя поняла — это не её дело шагать по закоулкам закульсья инпошива и бесконечных интриг.