Сергей Валяев - Топ-модель

— Во, придурок! — сказала Евгения.

— Звонил он отсюда, — присел у стены Максим. — Видишь, здесь телефонное гнездо…

— А зачем такие извращенные хитрости? — недоумевала Женя. — Лезть сюда, рисовать эту дрянь…

— Ты меня спрашиваешь? — рассматривал следы Павлов. — Если он крепко больной на голову… Местный, что ли? — Рассуждал вслух. — Если так, поймаем…

— Как? — спросила на одном выдохе.

— Ну это секрет фирмы, — поднимался на ноги. — Пошли, родные.

— Куда?

— К тем, кто бережет наш покой.

Мы не поняли Павлова — поняли позже, когда он попросил Евгению притормозить „Вольво“ у отделения милиции, о чем утверждала неоновая вывеска. Представляю, какие чувства испытали внуковские товарищи милиционеры, когда к ним в полночь заявилась наша странная группа. С пистолетом и кухонным ножом.

Впрочем, эти предметы были упрятаны, да наш общий сумбурный вид вызывал подозрения. Нас не повязали лишь потому, что Павлов предъявил бодрую, цвета бордо книжечку с золотистым двуглавым орлом и, должно быть, чудотворную. Сонный дежурный, похожий обвислыми усами на запорожского казака, тотчас же проснулся и принялся вызвать сослуживцев голосом и по телефону. Потом явился молоденький кинолог с овчаркой, которую я назвала про себя Арамисом II.

Словом, бесславный конец извращенцу приближался со скоростью невидимых ночных самолетов, гул которых то появлялся, то исчезал с некой плановой регулярностью.

Мы, девушки, хотели ехать с оперативной группой и Арамисом II, однако Максим проявил удивительную настойчивость, и пришлось остаться ждать результата в машине.

У меня были сомнения по поводу того, что передовому и доблестному отряду с опытной псиной удастся сразу выйти на след маньяка. Своими сомнениями поделилась с Евгенией. Та согласилась: да, слишком было бы просто. Если действует больной изощренный ум, то перед нами самые радужные перспективы.

— В каком смысле? — не поняла я.

— У него есть некая цель, — курила Женя. — И он её будет добиваться.

— Какая цель?

— Подозреваю, о приглашении в Третьяковскую галерею или в Большой театр речь не идет.

— Тогда о чем?

— Отстань, Машка. Сама догадайся.

— И что делать?

— Готовиться к затяжным боям, — ответила двоюродная сестра. — Максим уже идет по следу, сестры Миненковы готовы подключиться, — выбросила сигарету в напряженную от гула ночь. — В крайнем случае, обратимся к этому твоему…

— К кому? — поспешила.

— К Алексу Стахову.

— К охотнику на людей? — открыла рот.

— Именно к нему. А почему бы и нет? Это его профессия искать всякую мерзопакостную шушель.

— Шушель, — засмеялась я. — Это что ещё за „шушель“ такая?

Оказывается, бабуля Евгении так называла попрошаек, ходящих по квартирам: конечно, они люди, говорила старушка, но шушель. Я добавила, что по сравнению с нашей шушелью, прежние попрашайки — есть сама невинность. Женя развила эту мысль: нынче очень удобная питательная среда для всевозможной швали, и поэтому неудивительно, что всякий сексуальный гнус заполняет наши города.

— И что делать? — повторила я.

— Выжигать каленым железом, — ответила сестра. — Только сила остановит их, только сила.

Она это проговорила с некой потаенной душевной болью, что я вдруг осознала: у Евгении есть некая проблема, связанная с её первым неудачным опытом в отношениях с мужчинами? Словно догадавшись о моем вопросе, сестра закурила новую сигарету:

— Нет, Маша, это не было изнасилование, — сказала Евгения. — Эта была первая любовь. Мне шестнадцать, Мише двадцать два. Спортсмен, красавец, мастер спорта по водному полу. Познакомились на соревнованиях. Мы плавали, они играли, — выпустила из себя колечко дыма, — а мы за них ещё „болели“. Любовь с первого взгляда, знаешь, что это такое? — И, не дождавшись ответа, продолжила: — Потом они поехали на соревнование в Ригу. Через несколько дней Миша вызвал телеграммой: „Умираю без тебя. Приезжай“. И я, конечно, поехала. Зря. Если бы не поехала… — Помолчала. — Я поехала. А вечером в ресторане гостиницы… — Снова пустила колечком сигаретный дым. — Драка из-за меня. Трое пришлых джигитов предложили за ночь тысячу долларов. Сбросились, так сказать, на любовь. Миша успел двоих…а вот третий… в спину… финкой. Миша умер на моих руках. Не плачь, успел сказать, не плачь. И все, — вышвырнула из окна тающую пламенем сигарету. — Теперь я не плачу, теперь я только улыбаюсь, — и сделала это, и улыбка у неё была безжизненной.

— Прости, — сказала я.

— Все нормально, Маруся. Жизнь продолжается и… война тоже, — указала глазами на милицейский „уазик“, выезжающий к нам на плохо освещенную поселковую площадь.

Машина остановилась, из фургончика первым прыгнул Арамис II, за ним последовали люди в форме и без, среди коих находился и наш Павлов.

— Судя по виноватому виду собаки, — усмехнулась Евгения, — мы не имеем положительного результата. Что и требовалось доказать.

Она оказалась права: присоединившийся к нам Максим сказал, что пес, хорошо взяв след, привел оперативную группу до скоростной трассы, где все и закончилось.

— Отсутствие результата тоже результат, — вздохнул Павлов и сообщил, что славная милиция поселка Внуково будет работать по „своим“ клиентам, которые им хорошо известны, а мы катим в многомиллионную столицу и там начинаем искать маньяка.

— Как искать?

— По образцу его почерка, — и вытащил из куртки плотный кусок бумаги, вырванный из заводского „графика“. — Есть такая экспертиза графологическая. По ней можно установить характер человека, привычки, перспективы его развития, как личности…

— О какой личности речь? — фыркнула Евгения.

— Меня так учили, — заметно обиделся Павлов. — Будем искать козла по науке.

— А мы с Машей будем искать по интуиции, — сказала Женя и повернула ключ зажигания в замке. — Это самое действенное оружие против мерзавцев!

Интуиция? Моя интуиция находилась в полусонном состоянии, как и я сама — устала. Слишком много событий вокруг, не успеваю их осмыслить и толком понять. Все происходящее напоминает бег в мешке с закрытыми глазами по замысловатому лабиринту. Остается лишь надеяться на помощь тех, у кого есть профессиональный навык в поимке маниакально одержимых объектов.

Кто же у нас профессионал в подобных делах? Правильно — Стахов. И ловлю себя на мысли, что мне приятно вспоминать нашу встречу у стрельбища. И, вспомнив его открытое, скуластое и мужественное лицо, его глаза, его взгляд, говорю себе: все будет хорошо, Маша, все будет отлично, ничего и никого не бойся, у тебя есть надежная защита.

Когда мы во втором часу ночи вернулись домой, то я опять упала на кровать, как боец в окоп, и уснула мертвым сном.