Давид Павельев - Факультет отчаяния

– Присаживайтесь.

Рихтер кивнул на стол для совещаний. И лишь когда они не без робости заняли потёртые кресла вокруг него, Русаков повернулся к ним лицом.

– Я пригласил вас по важному делу, – начал декан. – В первую очередь хочу представить вам нашего гостя Терентия Гавриловича Русакова. Терентий Гаврилович – ветеран правоохранительных органов, любезно согласившийся оказать нам консультацию по делу вашего однокурсника Васи Полякова.

Поначалу студенты старались не смотреть на эксперта, продолжая созерцать декана либо крышку стола. Но вскоре они поняли, что это тоже подозрительно. Тогда они повернули головы в его сторону, но смотрели на его лоб или подбородок, чтобы не встречаться с ним взглядом. Некоторые уже успели овладеть необходимой в их профессии компетенцией смотреть будто бы сквозь собеседника, и сумели превратить эту напряжённую ситуацию в своего рода тренировку.

– Благодарю вас, Леопольд Генрихович. Здравствуйте, леди и джентльмены.

– Здравствуйте, – монотонным хором грянули пятикурсники.

– Я надеюсь, ваш товарищ найдётся быстро, живым и невредимым, – продолжал Русаков. – Но в то же время не стану скрывать, что розыск пропавших без вести – дело не простое даже для опытных профессионалов. Всё-таки мы не обладаем нюхом дрессированных овчарок и не можем, как они, найти их по запаху. Нам нужны ориентиры – порой самые крошечные мелочи, за которые можно зацепиться. И лишь тогда мы можем выйти на след пропавшего. Я не был знаком с Поляковым, мне неизвестны его привычки, связи, симпатии. Я плохо представляю, что он за личность, в отличие от вас, знающих его уже четыре года. Потому и надеюсь на вашу помощь. По сути именно вам и предстоит разыскать его, пусть и нашими руками.

Студенты кивали, как игрушки, у которых вместо шей пружины. Масленников всё поглядывал на свои часы, будто бы зачарованный блеском их стрелок.

– Итак, давайте вспомним тот день и вечер накануне. Постарайтесь вспомнить поведение Полякова. Оно было таким же, как обычно, или же вы заметили в нём какие-то странности?

Лихушкин решил вызвать огонь на себя и поднял руку.

После того, как Русаков кивнул и ответил: «Пожалуйста. Мы можем обойтись и без формальностей», студент выпалил:

– Увы, мы не можем ответить на ваш вопрос. Так как понятия «странный» и «обычный» являются оценочными, а мы не имеем критерия этой оценки, то мы рискуем войти в когнитивный диссонанс. Иными словами, что для вас обычно, для нас может быть странно, и наоборот.

– Молодой человек, мы всё-таки не на экзамене, – ответил Русаков. – Как вас зовут?

– Альберт Лихушкин.

– Видите ли, Альберт, я всё-таки сомневаюсь, что разговоры о побеге из университета, суициде или чём-нибудь подобном считаются у вас нормой. И вы явно недооцениваете наши способности понять друг друга.

– В таком случае, ничего необычного в его поведении не было. Ни о побеге, ни о суициде он не говорил. Мы можем быть свободны? Уже звонок давно прозвенел.

– Подождите. Но если вы торопитесь, я вас не задерживаю. Что вам известно о связях Полякова с внешним миром? Родственники, друзья в городе, компании, в которых он проводил свободные от учёбы вечера? Возможно, он рассказывал или хотя бы намекал на проблемы дома?

– Мы ничего об этом не знаем, – твёрдо ответила Лена. В её тоне будто бы звучало добавление: «Разговор закончен».

– Он ничего нам не рассказывал, – поддержала её Марфа. – А мы не спрашивали.

– Почему же?

– Нам кажется, неприлично лезть с расспросами, если человек сам не хочет, – объяснила девушка.

– Да, больное любопытство – это не про нас, – добавила Нина.

– Это здравая позиция, – согласился Русаков. – Но я ведь и не спрашиваю о каких-то секретах. Всем людям свойственно рассказывать о своих увлечениях и интересоваться другими в рамках приличия.

– Никаких разговоров с Поляковым мы не вели, – отрезал Челноков.

– Он ничего нам не сообщал, – добавила Лена.

– Он был скрытный, – уточнил Лихушкин.

– Мне известно, что Поляков избегал больших компаний. Но тем не менее, быть может, кому-нибудь он всё-таки доверял?

– Нет, никому, – вновь выпалил Лихушкин. – Осмелюсь объяснить это интроверсией, усиленной асоциальной тенденцией и социопатией.

– Социофобией, – уточнил Масленников, вновь глянув на часы. – К сожалению, Терентий Гаврилович, мы вам плохие помощники. И не потому, что не хотим, а потому, что не можем. Поляков и в самом деле вёл уединённый образ жизни, обособленный от коллектива.

– Вы ошибаетесь…

– Викентий Масленников, староста группы.

– Да, Викентий, вы ошибаетесь. Вы всё-таки можете помочь мне и вашему товарищу.

– Вот только не надо, – буркнул Челноков. – Если честно, совсем не хочется ему помогать. Ему на нас плевать было.

Староста обжёг его строгим взглядом и даже попытался наступить ему на ногу под столом.

– У Полякова были конфликты с вами или другими студентами? – уцепился Русаков.

– Разумеется, нет, – поспешил вклиниться Масленников. – Никаких конфликтов. Полная индифферентность.

– При этом Поляков был предубеждён против вас?

– Нам казалось, что он считает себя выше всех, – ответила Капитонова. – Вот он типа лучший студент в группе, а мы так, погулять вышли.

– Списывать не давал?

– А мы в том и не нуждались.

– Поляков был агрессивен?

– Нет. По крайней мере, свою агрессию он никогда не проявлял. А там, конечно, в тихом омуте… – заключил староста.

– Он, конечно, был себе на уме. Но такие люди обычно безвредны, – с авторитетным видом повторил свою любимую мысль Лихушкин. – Нерешительный тихоня. На что-нибудь эдакое он бы не отважился.

– Вот именно, – подала голос Марфа. – Он в общем-то не злой парень. Просто ощущал себя чужим в нашем обществе и включил защитный механизм.

– Почему?

– Трудно сказать. Может быть, детская травма.

– Главное, чтобы он кого не травмировал, – тихо процедил Челноков.

– А на то есть подозрения?

– Ничем не подтверждённые, – оборвал товарища Масленников, продолжавший любоваться циферблатом.

– Вы когда-нибудь видели у пропавшего оружие?

Студенты притихли. Очевидно, староста тщательно обдумывал ответ. Затем бросил взгляд на Лихушкина. Тот взгляд поймал и затараторил:

– Я, конечно, понимаю, что интроверты рационального типа бывают излишне агрессивны по отношению к тем, кто, на их взгляд, недостаточно рационален. Но всё-таки…

– Не надо умничать! – вдруг взорвался декан.

Все разом притихли, и Рихтер, уже пожалевший о своей резкости, продолжил свойственным ему мягким, дружелюбным тоном:

– Ребята, дело действительно серьёзно. Всё указывает на то, что это не простая отлучка по каким-то своим молодым делам. Ваш товарищ попал в беду, и, какими бы ни были ваши взаимоотношения, мы все должны помочь ему.