Евгений Горохов - Евангелие грешников

Посвящается моей жене Ольге, в результате философско – религиозных бесед с которой, родился замысел этой книги.

Серые облака заволокли небо, не давая пробиться солнечным лучам. Снег, смешавшийся с грязью, кашей лежал на дороге. Картина зимнего слякотного утра вгоняла в тоску, а учитывая муки похмелья, было совсем мерзко. В душе занозой саднило мучительное предчувствие беды. Вселенская скорбь рвала сердце, и хотелось повеситься, но боязнь перед невыносимой болью от ломаемых шейных позвонков, которую испытаешь в последний миг жизни, да ещё сидящая где-то в самом потаённом уголке мозга мысль, и о том, что самоубийство – это грех, останавливает от шага в петлю. Однако нет сил, выносить эти муки. Хочется закрыть глаза, и считать всё страшным сном. Но лежи, сколько хочешь с закрытыми глазами, а этот ужасный мир всё равно останется с тобой. К тому же мучает сильная жажда, поэтому вставать всё же придётся.

С высоты четырнадцатого этажа, люди, бредущие по своим делам, казались меньше голубей, которые стройными рядами сидели на крыше соседней пятиэтажки.

«Ждут сволочи!» – с ненавистью глядя на птиц, подумал Валерий Сурков.

Среди пустых водочных бутылок в обилии стоящих на столе и валяющихся в углу комнаты, он поискал минеральную воду, но кроме пустой пластиковой тары ничего не нашёл. Вздохнув, поплёлся на кухню, заливать похмельный пожар, водой из-под крана. Он пил и представлял, как душа его, истрескавшаяся, словно земля под палящим солнцем, получает живительную влагу.

Когда вернулся в комнату, голуби сорвались с крыши, огромной стаей, описав круг между пятиэтажкой и его домом, улетели. Валерий знал, что ровно в полдень приходит сердобольная старушка с тележкой, в которой лежат пакеты с пшеном, и кормит окрестных птиц.

Два дня назад, пьяненький Валерий, возвращаясь из магазина с бутылкой водки, попал в эпицентр этой голубиной стаи. Ему казалось, что несущиеся на него птицы, собьют с ног, на которых он и так держался не слишком уверенно из-за двухнедельного запоя.

Окинув взглядом разгром в студии: валяющиеся всюду бутылки, грязную посуду на столе, раскиданную по полу одежду, Валерий подумал, что надо бы прибраться, да сил на это не было. Он лишь открыл окно, что бы хоть немного проветрить комнату. Включил компьютер и вставил диск, на котором была проповедь какого-то нарколога. Диск этот подарил приятель, уверявший, что после этой лекции он тут же бросил пить. С Сурковым такого чуда не произошло, может потому что он так и не удосужился прослушать до конца нравоученья этого кудесника от наркологии. Стоило ему опохмелиться, как в душе разливалась благодать и умиротворение, унылая, чёрно-серая жизнь, превращалась в картину с яркими красками, и пропадало желание слушать бредни о трезвости. Но сегодня опохмелиться было нечем, так как Валерий решил перебороть похмелье насухо, вот и выпал шанс дослушать чудо-нарколога до конца.

– Человек сам не замечает того, как становиться рабом водки и пива, – соловьём заливался нарколог, – он пьёт с радости и горя, по поводу и без повода. В Ветхом Завете сказано: «Горесть для души – вино, когда пьют его при раздражении и ссоре»…

«Да уж, горесть для души», – согласился Валерий и поплёлся на кухню, заваривать чай. В голове шумело, а тело ныло, словно его прокрутили в барабане стиральной машины.

Запоем Сурков пил примерно год, сам не заметив, как дружественные посиделки с друзьями-художниками, превратились в пьянку в одиночку. Хотя нет, рубеж всё же был! Это выставка в Манеже Санкт-Петербурга под названием «Не Москва», которая состоялась в прошлом году. С помощью однокурсников по Сурку 1 1 Сурок – сленговое наименование Московского художественного института имени В.И.Сурикова. , ему удалось выставить там несколько своих работ. Рядом с его картинами висели работы художника из Краснодара Константина Лупанова, тот писал в жанре портрета, в классическом стиле. Лёгкие, простенькие сюжеты, написаны маслом. Но в этих незатейливых картинах, сквозил сарказм. Сочетание красок и лёгкость художественного мазка поразили Валерия.

Картины Суркова на выставке получили хвалебные отзывы, ему даже удалось продать одну свою работу, но главное, что тогда привёз Валерий из Санкт-Петербурга, это убеждение – он не Художник, а маляр. После чего запил по-чёрному, избегая своих приятелей-художников. Пил один, в своей квартире на четырнадцатом этаже, которая одновременно служила ему и студией.

Валерий глотал горячий чай, наслаждаясь его терпким ароматом, пил без сахара, только так можно по достоинству оценить вкус чая. В комнате, служившей ему спальней, раздалась мелодия Эннио Марриконе к фильму «Профессионал». Лет десять назад, её в качестве рингтона на сотовом телефоне использовали все. Вскоре мода на Марриконе прошла, но Валерий меняя телефоны, неизменно оставлял «Профессионала» в качестве мелодии.

Двигаться Суркову не хотелось, но телефон был настойчив, поставив чашку на стол, он пошёл в спальню. С трудом нашёл айфон на кровати под подушкой. Звонила Полина Левина, директор ресторана «Канцлер», шустрая, красивая, сорокалетняя бабёнка.

В девяностые годы, Полина была любовницей одного криминального авторитета, его посадили, а освободившись лет десять назад, он стал успешным и богатым бизнесменом. Открыл в городе сеть гостиниц и ресторанов. Управлять одним из своих ресторанов поставил Полину.

Валерий познакомился с ней на какой-то выставке художников. Месяц назад, перемещаясь с приятелем по барам и ресторанам, они забрели в «Канцлер». Сурков тогда был изрядно навеселе, Полина завела с ним разговор о том, что хочет украсить один из залов своего ресторана копиями картин известных художников. Валерий пообещал ей изготовить их, и прямо тогда взял задаток за работу, а спустя некоторое время, ушёл в глухой запой.

– Слушаю, – сказал Сурков.

– Ну, наконец-то соизволил отозваться, – раздался в трубке ворчливый голос Полины, – чувствую по голосу, трезвый. Ты не забыл, что через четыре дня должен принести мне обещанные копии картин?

– Я помню, – кивнул Валерий. Он посмотрел на настенные часы: – Во сколько подъехать к тебе?

– Давай к часу.

– Хорошо, – Валерий отключил телефон и кинул его на кровать.

«Четыре дня, – стал размышлять он, – если не спать, то успею намалевать».

Он пошёл в прихожую и стал одеваться.

«Следует определиться с финансами, – решил Валерий, выворачивая карманы куртки. Пересчитав наличность, вздохнул: – Не густо! Ну что ж, накуплю лапши «Доширак» и начну писать. Художник должен работать голодным, тогда он становиться злее и острее воспринимает этот мир».