Александр Черенов - Преступление из наказания

© Александр Черенов, 2020

ISBN 978-5-4483-2192-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как известно, работа дураков любит. Я, хоть и не был дураком, не мог не ответить ей взаимностью: джентльмен. И, как истинный джентльмен – «рязанского розлива» – я полагал, что даже чужое дело надо делать, как своё. Увы, так и было: я не стал тем, кем хотел стать. А кем я только ни хотел стать! Но стал тем, кем не хотел: следователем. Хорошим следователем, пусть и не от хорошей жизни. В силу хорошего воспитания я хорошо делал постылое дело. А, поскольку ни одно хорошее дело не остаётся безнаказанным, не осталось и моё. Пусть и «через не могу», но я дослужился до «титула» начальника Управления Следственного комитета при прокуратуре области. Под «это дело» я получил и чин действительного советника юстиции третьего класса: генерал-майор «в переводе на наши деньги».

Не ахти, какое достижение – для пятидесяти-то лет, но ведь и этого могло не быть. Все… многие… некоторые ещё помнят «Интернационал» и его когда-то бессмертную установку «Кто был никем – тот станет всем». На это дело можно взглянуть и под другим углом – и текст зазвучит иначе. Например: «кто был никем – тот никем и останется». Или: «кто был всем – тот стал никем». Я не был «всем», хотя «кое чем», всё же, являлся… Но об этом – в своё время. А сейчас я был тем, кем стал… после того, кем был. И с учётом этого «того» моё «генеральство» смотрелось вполне прилично.

Да и городок, в котором я начальствовал над следствием, был не последним захолустьем: как-никак – областной центр, и от Москвы – рукой подать. А что такого: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Я уже стал генералом, и теперь можно было подумать, если не о «маршале», то о следующей звезде. На худой конец – об участи «второго в Риме», той самой, которой Юлий Цезарь неблагоразумно предпочёл «номер один в провинции»…

Мои традиционные утренние мысли «за жизнь» прервал стук в дверь. Сколько раз я говорил подчинённым: «В конторе не стучать!»… в значении без кавычек, «а воз и ныне там»… вместе с руками, приложенными к двери. А ведь достаточно всего лишь просунуть голову, и испросить разрешения на вход! Это – и служебный этикет, и «устав»!

– Разрешите?

Вот теперь – после лишнего телодвижения и стука по мозгам – в дверь кабинета просунулась голова. Голова принадлежала старшему следователю по особо важным делам. Парень тридцати двух лет от роду трудился у нас три года – всё под моим началом – и успел себя проявить и зарекомендовать, и не только по линии «неуставного стука».

– Входи.

– Да, собственно…

– Входи и не мямли!

– Виноват, шеф!

Особо доверенным в этом здании дозволялось слегка фамильярничать со мной, и «Важняк» относился к их числу. Потому что «в наш тесный круг не каждый попадал»: парень работал не только на свой авторитет, но и на мой. Все остальные – «чернорабочие в белых воротничках» – обращались ко мне в соответствии с титулом: «товарищ генерал». Это было не совсем по Уставу, но ведь, какие-никакие, а погоны нам выдали!

– Ладно, докладывай!

– Убийство.

– Интересное?

– Более, чем…

После такого вступления я частично «отклеил» спину от кресла.

– «Кто да кто»?

«Важняк» неожиданно усмехнулся.

– Чему? – двинул я бровью: не терплю, когда нарушают Устав. Подчинённый слегка подобрался.

– Вы не поверите, шеф!

– Может, и поверю.

– Прокурор области!

Не скажу, что после этих слов у меня отвисла челюсть. Но губы «автоматом» сложились в трубочку – и в таком положении им уже было не удержаться от свиста.

– Фью!.. Да, брат: новость – для первых полос…

Я «собрал до кучи» только что разложенные по столу бумаги, сунул их в сейф, повернул ключ в замке – и решительно вышел из-за стола.

– Едем! Подробности – по дороге!..

Если бы я состоял «на воеводстве» в столице, то подобных выездов у меня было бы, куда больше. Благодаря ассортименту жертв сегодняшняя Москва предоставляет широкие возможности для показа себя в телевизор: чиновники, бизнесмены, «авторитеты», журналисты. Но мы – провинция, и такое «счастье» здесь выпадает редко. Даже в лихие девяностые оно выпадало нечасто, что уже говорить «за сегодня». Поэтому новость была действительно… новость: Москве впору отвыкать, а нам и не привыкнуть.

Не скажу, что я был полон скорби. Говоря по совести, если что на меня и обрушилось, то исключительно радость. По этой причине я даже готов был терпеть временные неудобства, которые доставлял мне факт «упразднения прокурора из жизни». Ведь, помимо чисто профессиональных хлопот, мне также предстояло «обслуживание» любопытства и начальственных амбиций областного руководства.

Причина моего «афронта», по нынешним временам, была донельзя простой: невероятный «сволочизм» прокурора. В «области» – в смысле руководства всех рангов и мастей – не было, пожалуй, ни одного человека, которому этот тип не встал бы поперёк дороги и горла. И не в силу избыточной принципиальности: таковой в перечне недостатков прокурора, отродясь, не было. Наш генерал – действительный советник юстиции второго класса – славился больше своими безразмерными аппетитами на чужие деньги. Просто – не прокурор, а король франков Хлодвиг: «Моё – это моё, а твоё – тоже моё!».

Терроризируя местный бизнес нескончаемыми проверками – под надуманными, но законообразными предлогами – наш главный «законник» де-факто поставил всех предпринимателей не только в положение вассалов, но и «раком». Он был неглуп, этот хапуга, но весь свой ум – исключительно прикладного характера – направлял на борьбу не за торжество закона, а за торжество личного над общественным.

Поначалу обиженные жаловались областному и московскому начальству, но вскоре осознали бесперспективность «переписки»: у товарища оказалась «рука» в столице. По причине этой «руки» уже его «рука» оказалась «длинной». Во всяком случае, её «длины» вполне хватило для того, чтобы дотянуться до горла «отдельных несознательных лиц». После этого сознательности у них явно прибавилось, чего нельзя было сказать о деньгах.

Представители другой категории, более полагающиеся на действенность иных методов уговора, несколько раз пытались вразумить ненасытного прокурора отдельными выстрелами, целыми автоматными очередями и даже «эффектом тротила и гексогена». Но товарищ, как и всякая гидра, в том числе, и капитализма, демонстрировал поразительную живучесть. Нет, все его конечности оставались на месте, но дополнительно к имеющимся «зубам» вырастали новые. Новые «зубы» – и не только на старых клиентов, но и на новых. Даже не «зубы»: «клыки».