Герберт Грёз - Туманная тишь

– А я вообще ничего об их экспедиции не знаю, – тихо сказал я, потягивая холодное пиво из большой кружки.

– Вот как! – Мила смерила меня холодным взглядом и тоже отхлебнула пива. – Лунный хрен, ты что же, ничего не рассказал? Ладно, тогда я.

– Вообще-то, я узнал об этой истории как раз от Кыца, – ледяным голосом ответствовал Лунный. – Так что попрошу не.

– Ну, так вот. Одним прекрасным днем трое парней – Али Мамедов, Иван Ларский и Николай Береснев – отправились в какую-то экспедицию, для которой каждый из них сделал пищевые запасы и даже собрал аптечку. Последний раз всех троих видели на автобусной остановке 66-го маршрута в направлении из города к пионерлагерям. На какой именно – никто не помнит. Спустя трое суток Мамедов был найден мертвым в тринадцати километрах от того места, где его видели в последний раз. Я полагаю, Лунный уже описал тебе состояние трупа?

– Да, примерно. Вот только спрошу: в волосах нашли водоросли, характерные для стоячих водоемов?

– Он знает что-то, чего не знаю я, – Мила метнула острый вопросительный взгляд в Лунного, на что тот сделал вид, что разглядывает пену. – Да. Нашли. И их концентрация там такова, что по логике вещей, труп должен был купаться в этом стоячем водоеме по меньшей мере неделю. Кыц, ты куришь? Изредка? Это хорошо. Пошли, выйдем, мне нужно тебе кое-что сказать мимо ушей этого мракобеса.

Прохладный ветерок залихватски поднимал в небо сизые букли дыма от сигарет. Где-то с необозримой выси на нас смотрели желтые глаза звезд. Мила молчала, и ее белокурые локоны танцевали в такт дыханию наступающей ночи. Прошло минут пять в этом натянутом молчании, и, наконец, она тихо произнесла:

– Тебе кто-то там родственником приходится?

– Береснев, – кивнул я. – Прогнозы есть какие-нибудь?

– Ну, честно говоря, плохие, – нервно сказала Мила. – Дело не в этом. Мы в тупике. Я не очень хочу обращаться к Лунному за помощью, и на то есть некоторые причины, но боюсь, что без его, скажем так, очень специальных знаний мы бессильны. Это и плохо, и хорошо одновременно. Ты как давно его знаешь?

– С детского сада. Мы не вот прямо уж не разлей вода, но очень близкие друзья.

– Прекрасно, – кивнула Мила и глубоко затянулась. – Он вредная пилюля, и идти к нему на поклон не хочется совсем. Хотя мне вроде как можно, учитывая некоторые обстоятельства наших с ним отношений. Не знаю, что делать.

– Хотите сделать меня посредником?

– Ну, если честно, то да, без вариантов. В конце концов, у каждого из нас есть некий интерес в этой игре.

– Ни хрена себе игра. Я кое-что в играх понимаю, и вот конкретно в этом случае я бы это так не назвал.

– Работая в полиции, становишься циником. Игра. Ну, так что?

– Да пожалуйста, – кивнул я равнодушно. – Что еще известно обо всем этом деле?

– Мало чего, – пожала плечами Мила и жестом пригласила меня пойти обратно. – Сплошные загадки. Там и по времени нет стыковок, и по обстоятельствам. Я в первый раз вижу такое. Если интересно, могу пригласить завтра в 6-е отделение полиции по Октябрьскому району, там я расскажу подробнее.

– Я приду.

– Хорошо. А сейчас делаем вид, что я тебе рассказывала все те странности, которые ты узнаешь завтра.

Лунный встретил нас спокойным молчанием. Все это время он, по всей видимости, занимался тем, что раскладывал креветки концентрическими окружностями по тарелкам.

Поймав наши недоуменные взгляды, он улыбнулся и налил всем по полной кружке пива.

– Все равно раньше завтрашнего дня нам ничего нового не узнать, – сказал он. – Так что теперь давайте отрываться.

Поздним вечером я дошел-таки до этой двери. Я стоял перед ней, но не был твердо уверен в том, что мне следует ее открывать. Огромная, замшелая дверь, крепок сбитая из дубовых досок и окованная по периметру железом, сильно заржавевшим от времени. Прямо под огромной кованой ручкой зияла невероятных размеров замочная скважина, но ключа у меня не было. Я толкнул дверь плечом, но она не подалась. Разумеется. Я потянул ручку на себя, но дверь по-прежнему не шелохнулась.

И все же мне жизненно необходимо было ее открыть. Я не знал, зачем, не представлял себе как, но точно был уверен в том, что есть за ней что-то, что даст мне ключ к великой тайне.

Вариантов было опробовано великое множество, но все безрезультатно. И вдруг дверь распахнулась, да так, что я едва не упал на бурую жухлую траву. Там была пустота. Просто высохший осенний луг. Из благоухающего цветами и травой июня я перенесся в сонный сентябрь, отчаянно отдающий яблоками и мокрыми дубовыми листьями.

На этом лугу не было ничего, кроме одинокого высохшего дерева, вздымавшего к небу свои черные руки-ветви. И пока я рассматривал его, мне стало невыносимо страшно.

Через луг навстречу шла какая-то странная фигура. У нее было лицо мальчика, но вместо тела я отчетливо видел набор каких-то связанных вместе палок.

В воздухе зазвенела непонятная и жуткая атональная музыка, и в ее звуках явно слышался чей-то заунывный и скорбный плач.

Прямо передо мной появилось в воздухе лицо. Просто лицо, не привязанное ни к чему – не было ни шеи, ни волос, ни головы как таковой вообще. Оно хотело что-то сказать, но вместо этого смогло произнести только несвязный набор страшных и невероятных звуков.

В безотчетном животном ужасе я попытался ударить его, но внезапно осознал, что мои руки связаны тонкими нитками, покрытыми какой-то черной липкой жидкостью.

С неба посыпались виноградного цвета капли, покрывая все вокруг лиловыми мокрыми пятнами.

Я хотел кричать от страха, но не мог даже открыть рта.

И вдруг все кончилось. Я понял, что смотрю на потолок спальни в моей квартире, залитой синим полумраком короткой июньской ночи.

Клянусь, это был не сон. Видение – возможно, галлюцинация – да, но только не сон. Все было настолько осязаемо и реально, что не оставляло сомнений – я подсмотрел что-то, не предназначенное для моих глаз. Или наоборот, это было какое-то зашифрованное сообщение только для меня.

Я прошел на кухню, открыл дверь на балкон и закурил. Меня трясло и колотило, и сигарета предательски тряслась в пальцах, разбрасывая пепел по столу.

Да, мы ввязались в такое дело, которое может оказаться нам не по зубам. Лунный, на тебя вся надежда.

Окончательно утро для меня наступило в половине одиннадцатого. Я вышел на балкон, кое-как разлепил сонные веки и занялся созерцанием ярко-зеленых пейзажей раннего лета. Резкий контраст между тягостными обстоятельствами последних дней и веселым буйством природы на некоторое время отключил разум. Вспомнив ночной кошмар, я вздрогнул в ужасе, поджег сигарету и погрузился в тяжелые и мрачные раздумья, которые вскоре прервал телефонный звонок.