Елена Булучевская - Остальные – лишние

Стоял, уткнувшись в пол, и спокойно перечислял отцу, что еще ему нельзя теперь делать. Лев Борисыч схватил стул, стоявший неподалеку от входа, страстно желая пристукнуть этого чужого молодого человека, который становился все спокойнее, и который так мало похож на его сына. Снова заорал на него. Уже замахнулся, когда Горик поднял на него глаза. Взгляд этот был страшен и безумен до такой степени, что стул невольно вывалился из рук, Лев Борисыч замолчав, оборвал себя на середине фразы, и вышел из комнаты, тихонько прикрыв двери. Так напуган он еще никогда не был. Тот, кто остался за дверью – мало походил на его сына, да что там, он и на человека разумного не очень-то смахивал. Лев Борисыч искренне недоумевал, что такого случилось, чтобы Горик просто-напросто озверел. Подумаешь, свадьба какой-то местной шлюшки, пусть и богатая свадьба. Она же никто, чужая для них. Тоже мне событие. Хотя… Может быть у этого бешеного и было что с девицей полковничьей. Ха, не срослось у них, упорхнула пташка. Вот и пусть себе сидит в комнатушке, бельмы в темноту пялит от злости. Их не позвали, хотя могли по-соседски. Ну да и не очень-то и хотелось. Тьфу, мать-то где шляется. Супа нет – обошел лежащую посреди кухни кастрюлю. Ужинать пора, а жрать нечего. Лев Борисыч раззяпил холодильник, обшарил полки в поисках готовой пищи, не обнаружил ничего, выругался. Погремел ящиками кухонных шкафов, эти порадовали – нашелся пакет лапши из разряда «залил-подождал-съел». Потом еще вспомнил про заначенную косушку – да жизнь все лучше и лучше. Употребив все найденное, Лев Борисыч довольно ухмыльнулся, почесал живот и уселся в любимое кресло возле телевизора: пора было изучать мировые новости.

Горик сидел неподвижно в своей комнате, пока не услышал негромкое бормотание телевизионных дикторов. Кольцо, крепко сжавшее горло, немного ослабло. Открыл окно, и задышал жадно, глубоко, часто, пока не закружилась голова. Стукнула входная дверь – мать, наконец, вернулась. Горик едва слышно пробрался к постели и, как был одетый, улегся под одеяло. Мать с отцом еще какое-то время управлялись с обыденными вечерними делами. Мать, разбудив отца, поворчала о чем-то, отец пробурчал нечто неразличимое. Потом все стихло.

Утром Горик, не поднимая набрякших от бессонной ночи глаз, извинился перед отцом. Спешившая на работу мать едва заметно пожала плечами в недоумении – о вечернем конфликте ей никто не сообщил. А валяющаяся на полу кастрюля с пролитым супом – подумаешь, мелочь-то какая! Лев Борисыч, приняв на грудь, и не такое творил. На этом вроде бы все и закончилась. Жизнь потекла в прежнем ритме. Горик и Лев Борисыч ходили на работу, мать пропадала на своей, счастливая замужняя Юлька существовала со всем своим семейством где-то в другом мире. И словно ничего никогда и не было. Никаких весенних радостных ливней, летних радуг и шуршания счастливой осенней листвы…

День был как день. С утра, ну как с утра, часов двенадцать уже было, мама с опухшим лицом выползла из спальни, долго пила воду из-под крана. Потом неприкаянно бродила по комнатам, как грустное одинокое привидение. Немного погремела на кухне посудой, пытаясь прибрать вчерашнее застолье. Потом снова закрылась в спальне. Позавтракал я сам, что нашел. Даже ничего не разбил и не пролил, пока накрывал. И коляской не гремел. В кухне царил такой беспорядок – видимо, ничего у мамы с уборкой не получилось, воняло так противно, что я укатил есть в свою комнату. Потом долго сидел у окна, разглядывая хмурое небо и редких прохожих. Днем во дворе не очень людно. Повез грязную посуду в кухню, решив заодно что-нибудь на обед придумать. Так, на всякий случай. И чуть из коляски не выпал. Мама сидела возле кухонного окна и курила. КУРИЛА! Я никогда раньше этого не видел и не знал, что моя мама курит. Она подняла на меня глаза, лицо жалкое такое, покрыто какими-то красными пятнами, в глазах – мука:

– Что ты хотел? Поел? Ставь тарелки и займись чем-нибудь.

– Мама!! Ты никогда же не курила?!

– Теперь курю. И что?

– Ты же сама говорила, что это плохо, что нельзя курить!! – я так разволновался, что даже начал заикаться.

– Сейчас мне уже можно. Мне теперь все можно.

И отвернулась.

Я еще немного постоял, потом тихонько развернул кресло и уехал в свою комнату. Я научился очень тихо передвигаться по квартире, чтобы не мешать никому. Меня все время преследовала мысль, что однажды маме надоест заботиться обо мне, и она отдаст меня в детский дом. И там будут чужие тетки, которые меня не знают, которые не захотят меня узнать – кому нужен чужой мальчик, от которого даже родная мама отказалась? Значит, этот мальчик совсем никчемный, пусть себе сидит в уголке и смотрит, как паук плетет сеть среди пыльных гардин. Раньше, до того, как этот противный дядька поселился у нас, мне такие мысли и в голову не приходили. Да, нам порой было трудновато, но мы были счастливы. А сейчас… мама, хоть и говорит, что нам очень повезло с дядей Жорой, но в это почему-то не верится, как-то неубедительно это звучит. Да я и сам все вижу. Нет у нас этого счастья, даже того маленького, что было у нас раньше. И заметно, что маме все хуже и хуже от такого «счастья». Она оживляется и становится почти прежней лишь тогда, когда приходит дядя Жора и приносит выпивку.

И вот, в давящей тишине едва слышно щелкнула открывающимся замком входная дверь. Пришел «кормилец», так сказать. Мама прошмыгнула навстречу, послышалось шуршание пакетов, звякнуло стекло о стекло. Я вздохнул: сегодняшний вечер, похоже не будет отличаться от предыдущих. Дядя Жора зашумел душем в ванной – мылся дотошно, как минимум два раза в день, подолгу, после него из ванной комнаты прям клубы пара стелились по коридору. Я пробрался в кухню – пока можно, а то на обед раздобыть ничего же не получилось, а потом я и подзабыл про еду, когда маму с сигаретой увидал. Если же сейчас не побеспокоиться о еде, можно остаться голодным и до утра – столкнуться с пьяными не хочется. Прикатил, значит, а там мама стол накрывает. Дернул ее за рукав, она аж вздрогнула. Вот так да! Раньше такого не было. Повернулась, нахмурила брови:

– Чего тебе?

– Я кушать хочу.

Молча приготовила мне еду, составила на поднос, поставила его мне на колени, развернула коляску и вывезла в коридор. И все это тоже молча. У меня комок подступил к горлу, я повернулся, хотел спросить ее. Но в этот момент стихла вода в ванной, и я передумал. Сейчас не время. Укатил быстренько в свою комнату. Только переставил поднос на стол, как двери открылись и вошел дядя Жора.

– Привет, малой. Как поживаешь?

– Здравствуйте. Хорошо поживаю, – буркнул я.

– Это хорошо, что хорошо. Ладно, бывай пока, я позже зайду.