Александр Скориков - Ограбление по-русски в начале перестройки

И все, и, прежде всего, сама Любовь Васильевна, понимали, что сидеть на таком хлебном месте ей долго не дадут. Которое дает такой почет и уважение в любом магазине: бросишь пустую сумку на стул в кабинете у директора – хвать, а она уже полная!

И потому начальник милиции каждое утро на планерке очень-очень корректно намекал, что, конечно, плотник с завода «Стройдеталь» с двумя досками или там машинист тепловоза с канистрой солярки, это, может, и хорошо, но не масштабно.

И если кто-то не может работать в полную силу на чрезвычайно ответственном месте, то он, начальник то есть, с пониманием отнесется к заявлению с просьбой о переводе на то место, которое вполне по силам заявителю.

Очевидно, к начальнику товарищи из области тоже применяли китайскую пытку: капали на темечко.

Но Любовь Васильевне уже как-то разонравилось возвращаться к нравоучениям великовозрастным оболтусам и малолетним хулиганам. За двадцать с лишним лет они уже обрыдли: одни вырастали и шли в тюрьму или армию, а взамен подрастала достойная поросль.

Но где и как взять за жабры не «несуна», а достойного, махрового расхитителя или махинатора, причем гуляющего самого по себе, а не в связке с каким-нибудь чиновником из области?

Вот здесь и появилась Леночка Кравцова, выпускница юрфака. Её бросили в помощники Любовь Васильевне с двоякой целью: присмотреться, что с ней делать дальше.

То ли определять в следователи, то ли выгнать к ядреной матери в адвокаты. А если наваляет дров, то можно под шумок попросить и Любовь Васильевну покинуть кабинет за неумение работать с подрастающей сменой.

Леночка, разобравшись в ситуации, стала генерировать идеи, поняв, что, если положительные результаты работы отдела не появятся, её карьера закончится, так и не начавшись, и она провалится в тартарары вместе с Любовь Васильевной.

Но раскачать ту оказалось непросто: Любовь Васильевна и хотела что-нибудь сделать, и боялась.

Конечно, можно провести рейд или ревизию, земля слухами полнится, где у кого рыло в пушку. Но вдруг пойманный с поличным окажется очень нужным человеком, его будут всячески выгораживать, а тебе таких пинков надают: фиолетовой станешь от синяков.

Но одна задумка Кравцовой пришлась начальнице по душе, возможно, потому, что для этого не надо было ничего делать трудоемкого: поставь капкан и жди.

Майор так и сказала:

– Ваша идея мне с самого начала понравилась: действительно, хватит нам всю эту шпану догонять, пора и самим атаковать.

И сейчас лейтенант прибыла доложить о ходе приготовлений к операции.

Любовь Васильевна приглушила звук в телевизоре.

– Вокруг объекта очень усилилась мышиная возня, – принялась рассказывать Леночка. – Бутафория к операции приготовлена, вопросы прикрытия отработаны, командированный по нашей просьбе из Риги капитан Лапиньш прибыл сегодня и уже приступил к работе.

– Кандидатуры подобрали?

Кравцова кивнула, достала из папки кассету и прошла к телевизору, на котором глыбой возвышался видеомагнитофон Воронежского завода, выпрошенный у руководства на время операции, где он стоял в кабинете у начальника больше для солидности.

Затюканный областью, подполковник готов был отдать в распоряжение отдела БХСС и свою служебную «Волгу», если бы знал, что это поможет Любови Васильевне быстрее свернуть себе шею.

Засветился экран, открыв взорам задворки заводского двора. Вдоль глухой стены цеха по мало ухоженной аллейке шли двое.

– Валентин Николаевич Кашкин, – представила Леночка идущего первым невысокого, полнеющего мужчину в летах, основными приметами которого были легкая сутулость и начинающаяся лысина.

Следом шёл сухопарый детина, жилистый, с чуть асимметричным лицом, он возвышался на голову над товарищем.

– Семён Петрович Морозюк, – продолжала Кравцова. – Оба – электрики домостроительного комбината, живут в одном доме, дружат семьями.

Мужчины на экране телевизора нырнули за череду разросшихся кустов и оказались у забора.

На фоне окрашенной в давние времена в желтенький цвет оштукатуренной стены четко выделялась свежая кирпичная кладка, замуровавшая пролом, явно служивший до недавних пор неофициальной проходной.

– Сидели? – запросила биографические данные начальник отдела.

– Нет.

Глядя, как на экране друзья выясняют отношения по поводу возникшего препятствия, майор спросила:

– Дыру по твоей инициативе заложили?

– Угу, – с удовлетворением подтвердила Леночка.

– Полагаешь, они смогут?

Лейтенант лишь пожала плечами.

– Вот тут вы не правы, Леночка, – строгим голосом, каким она обычно разговаривала с малолетними хулиганами, сказала Любовь Васильевна, – наш простой советский человек всё может. Надо украсть – украдет.

Словно почувствовав, что в них верит не кто-нибудь, а родная милиция, друзья на экране пришли, наконец, к общему мнению.

И Морозюк сделал движение, лишь очень отдаленно напоминающее прием каратэ, то есть попросту лягнул забор, и недавно уложенные кирпичи высыпались из дыры, как костяшки домино.

На этом видео съёмка закончилась, и Леночка выключила видеомагнитофон.

А в жизни наши герои вылезли через проём на улицу, Сёма попинал кирпичи и с презрением сказал:

– Вот, люди! Весь цемент украли!

На что Валентин Николаевич урезонил его:

– Сёма, не клевещи на людей – не весь!

Глянув вдоль улицы, – бережёного бог бережёт, – друзья перебегают на другую сторону, где тянутся зады разномастных гаражей.

Они протискиваются в щель между парой кирпичных уродцев и оказываются перед дверями боксов.

Здесь они натыкаются на интеллигентного мужчину профессорского вида, обречённо стоящего у автомобиля с задранной крышкой капота.

Тот не верит своим глазам:

– Валентин Николаевич, вас мне сам бог послал. Не заводится!

Друзья подходят к автомобилю.

– Искра есть? – солидно спрашивает Сёма.

По команде Кашкина он усаживается за руль.

Николаевич возится внутри машины, изредка прося товарища выполнить то или иное действие.

«Профессор» внимает разъяснениям Кашкина.

Наконец, машина заводится, все довольно вытирают руки тряпками.

«Профессор» достаёт портмоне:

– Валентин Николаевич, вы меня так выручили.

Кашкин кладёт руку на кошелёк:

– Мы же соседи, Игорь Витальевич. И вы моего Максима…

«Профессор» настойчив в своём стремлении расплатиться:

– Валентин Николаевич, я знаком с вашими моральными установками, и знаю, что вы не рвач. Но каждый труд должен быть оплачен. И потому я – по совести.

Сёма тут как тут:

– По совести – это допустимо.

И «профессор» впихивает Кашкину купюру в карман рубашки.

По правде говоря, я про этот случай с «профессором» не хотел рассказывать. Проходной он какой-то. И «профессоров» таких у Николаевича вагон.