Александр Грич - Всё золото мира

Встретились они три с лишним года назад в кинотеатре «Dolby», что на бульваре Голливуд, на презентации нового фильма. Представил их друг другу Макс Вази – они с Илоной давно были знакомы шапочно, но дальше раскланивания и дежурных фраз дело не шло. Илона давно заприметила для себя Макса – этот человек, всегда веселый и энергичный, обладал запасом энергии, которого, как говорила подруга Илоны Ширли, вполне хватило бы на средней мощности атомную электростанцию. Он был из категории живчиков, которые физически не могут находиться в состоянии покоя – все время что-то придумывают, изобретают, организуют.

Она-то его запомнила, а вот Макс особого интереса к ней не проявлял и дальше дежурных комплиментов при редких встречах дело никогда не шло. Но в тот вечер, в «Далби», где Илона была с подругой, в тот вечер Макс, заметив Илону, прямиком направился к ней, ведя за собой представительного мужчину лет сорока.

Илона сразу отметила, что этот человек не похож на джентльмена из голливудской богемной тусовки. По неписанным правилам этой тусовки полагалось иметь в меру растрепанную стрижку, носить двухдневную щетину (это считалось хорошим тоном, показателем высокой сексуальности), и одетым быть дорого, но достаточно небрежно. И сам Макс Вази именно так и выглядел – хотя по профессии был адвокатом и вращался, как слышала Илона, далеко не только в артистических кругах.

Зато его спутник был совсем другим. У него была высокая прическа, настолько аккуратная, волосок к волоску, как будто он пришел на премьеру фильма прямо из парикмахерской. Ни следа щетины – гладко выбритые щеки отливали синевой. От него пахло дорогим одеколоном, но чтобы почувствовать этот запах, надо было какое-то время провести с ним рядом – это был не тот случай, когда человек шествует в облаке дорогой парфюмерии, настолько густом, что человек прошел, а облако позади него остается.

И костюм у него был дорогой. Но даже не в этом дело – костюм надо уметь носить, а это умение Илона, как профессиональная модель, распознавала сразу. А то, что Фрэнк – приезжий, а не местный, Илона поняла еще до того, как Макс произнес «Мой друг, приехал из Южной Африки». Словом, это был шанс, которого можно ждать годами – так подумала Илона Фаркаш.

И все-таки Илона поглядывала на Фрэнка с некоторым недоверием и опаской: мало ли, да, этот человек ей приятен, да, он отличается от окружающих, да, она тоже ему может быть не безразлична… Но опыт предыдущих общений научил Илону твердо помнить, как хрупка эта кажущаяся гармония, как выстроенный для себя её хрустальный дворец может рухнуть от одного жеста, от одного неосторожного слова.

Первый вечер получился прекрасным, они с Фрэнком встретились на следующий день уже вдвоем и ночь провели вместе. И вместе проснулись – а после определенного возраста проснуться вместе для людей, уже имеющих жизненный опыт – это тоже серьезное испытание. Они его прошли успешно – им было хорошо. Так началась эта связь, которая тянулась три с лишним года. Надоедать друг другу они не успевали: Фрэнк проводил в Лос-Анджелесе не так уж много времени. К Илоне относился нежно, заботливо, предупредительно – скорее, как муж, чем как любовник. Был он не скуп – то есть деньгами не швырялся, но снял для Илоны уютную квартиру в Вествуде, одном из самых престижных и уютных районов Лос-Анджелеса. И снабжал деньгами на жизнь. А еще – в отличие от предыдущего любовника не устраивал сцен ревности. Так что Илона вроде бы могла быть жизнью довольна….

– Весь вопрос в том, что вы понимаете под хорошей жизнью! – Максуд Вазири, он же Макс Вази – на американский манер – принимал Потемкина в огромном кабинете со стеклянными стенами на двадцать первом этаже. За окнами лежал почти игрушечный старый Лос-Анджелес – белые домики с красными крышами уютно прячутся в зелени садов, кое-где сквозь зелень отсвечивает лазурь бассейнов. – Я не собираюсь вам читать лекции о том, как надо жить правильно. Просто вы задали вопрос о работе лоббиста. Меня часто об этом спрашивают – потому что слово «лоббирование» употребляют все, кому не лень, но о работе лоббиста толком знают хоть что-нибудь очень немногие.

Макс установил гольфовый мяч на подставку в конце длинной зеленой полосы пластиковой «травы», расстеленной прямо на полу кабинета. Полоса эта завершалась стандартного размера лункой. За ней была сооружена ловушка – чтобы мяч не улетал далеко, если игрок промахнется.

Вазири предложил право первого удара Потемкину, и, когда тот отказался, настаивать не стал. Сделал первый удар, попал, сделал второй… И всё время беседы Макс гулял по кабинету и говорил, говорил… – а Потемкин ему не мешал.

Потемкин встречал во многих странах мира представителей самых разных сословий и профессий – от погонщика верблюдов – бедуина в пустыне Негев, до создателя компьютерной корпорации, чья продукция определяет сегодняшний облик нашей земной цивилизации, от рыбака, который выходит в скалистый норвежский фиорд холодным туманным рассветным утром – так же, как выходили его дед и прадед – до ученого, заложившего основу нанотехнологий, развитие которых предвосхищает завтрашний путь человечества… Многих Потемкин встречал – а вот лоббистов – никогда. И потому Олег Кириллович не пригласил Вазири для беседы в офис Группы, а сидел здесь, в аквариумном кабинете лоббиста, и слушал, не перебивая, хозяина кабинета.

– Я повторяю: весь вопрос в том, как вы решили жить и какие ценности исповедуете, – продолжал вещать Макс. – И я искренне презираю людей, которые зарабатывают на работе геморрой. У таких одна пресветлая мечта – когда-нибудь стать партнером и совладельцем какой-нибудь юридической компании типа «Штепсель, Нексель и Джонс». Презираю!

Вази поглядел на внимательно слушавшего Потемкина, уловил его молчаливую иронию и поправился:

– Нет, я этих старательных людей уважаю, конечно, и отдаю им должное. Без них общество существовать не может. То, что я говорил до этого, – всего лишь крик души. Это не к ним относится, к просиживающим штаны, а ко мне. Я так не жил, не живу, и не буду жить. Я занимаюсь другими вещами, поэтому и знаю многое.

Замах, удар, скульптурное застывание с поднятой клюшкой – и новое путешествие за мячом.

– Это вовсе не значит, конечно, что я знаю или хотя бы догадываюсь о том, кто убил бедного Фрэнка Франклина. Вы должны ясно понимать, что он не входил не то, чтобы в первый – но и во второй, и в третий круги моих знакомств и связей. А эти связи простираются, – Макс сделал значительную паузу, – от конгресса и даже Белого дома – до сообществ простых людей, которые честно трудятся на американской земле. (Взгляд на Потемкина: оценил ли он пафос говорящего? Никакой реакции со стороны собеседника). И Вазири продолжал, совершенно не смущаясь: