Лариса Королева - В ожидании полнолуния. Женский роман с мужскими комментариями

Не могу сказать, чем именно не устраивала современную Коллонтай работа наших правоохранительных органов, потому как попросту и читать не стала текст, который начинался словами: «До каких пор…». Но вежливо объяснила, почему редакция не может в данное время использовать её труды, и мадам удалилась, весьма удовлетворённая нашим общением.

– Ох, и надоела мне эта мадам Коллонтай! – сказала я.

– Какая странная у женщины фамилия, – заметила Люда.

– Чего тут странного? Смирнова – она и есть Смирнова.

– А разве её фамилия – не Коллонтай?

Это было уже слишком. Я только было собралась просветить Люду о роли мадам Коллонтай в истории Советской России, как в дверь кабинета постучали. Стук был какой-то неуверенный и робкий, будто мышка поскреблась. Такой же неуверенной в себе выглядела и пожилая женщина в чёрном плаще с капюшоном, проявившаяся на пороге. Она взглянула на меня, потом на Людмилу, затем устремила взгляд в пространство между нами и именно у него нерешительно спросила:

– Дарья Дмитриевна?

– Это я. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, – предложила я, указав посетительнице на стул.

Она присела и принялась теребить растрескавшиеся от старости ручки своей старомодной сумочки, которую держала на коленях. Я ждала, пока женщина объявит о цели своего визита, и смотрела на неё выжидающе и одобряюще. И она, собравшись с мыслями, наконец, неспешно произнесла:

– Я – Антонина Петровна Горелова. У вас мой сын Алексей художником работал. Вот мне и посоветовали к вам обратиться. Вопрос квартирный. Вы уж, извините, на адвоката денег нет, может, вы что-нибудь посоветуете.

Это так понятно, хотя и возмутительно! Люди заставляют журналистов вникать в свои проблемы, за решение которых юристам надо платить. При этом обращающиеся за помощью искренне считают, что время, которое они отнимают у журналиста, как и его интеллект, ровным счётом ничего не стоят.

– Рассказывайте, – я взглянула на женщину с сочувствием и в очередной раз вспомнила нарисованную «Мёртвую петлю», свою последнюю беседу с Лёшей и длинную линию жизни на его руке, которая оказалась обманчивой.

– Что и рассказывать-то, не знаю! Сына похоронила и без крыши над головой осталась. Моя квартира теперь уже не моя, – Антонина Петровна всхлипнула, и я испугалась, что сейчас она ударится в слёзы, как это часто бывает с посетителями, которые собираются поведать о своей беде. Опыт, сын ошибок трудных, подсказывал, что в таких ситуациях лучше попытаться не допустить наступления истерики, чем потом долго и нудно человека успокаивать, и вопросы посыпались на бедную женщину как конфетти на новогоднюю ёлку:

– Квартира была куплена или получена? Кто в ней прописан? Была ли она приватизирована? Каким образом вы лишились жилья? Имели ли место сделки продажи, дарения, залога? Кто на данный момент проживает в вашей квартире? Расскажите подробно всё с самого начала, только конкретно и по существу.

Мой ход оказался тактически верным, Антонина Петровна не разрыдалась, а лишь глубоко вздохнула и начала рассказ:

– Квартиру муж мой покойный от завода на всю семью получал. Нас тогда четверо было – муж, я, дочка наша старшая и Лёша. Он тогда в школе ещё учился. Потом муж умер, а дочка замуж вышла. Остались мы с сыном вдвоём в трёхкомнатной квартире. Алексей долго не женился, почти до тридцати лет… А теперь вот он умер, а квартиру жене подарил. Я и не знала. Я ведь последние три года летом на даче живу, а зимой всё больше у дочки нахожусь, внуков нянчу. И вот на днях прихожу к снохе, хотела договориться, как будем сорок дней Лёше отмечать, а она мне и говорит: на сорок дней я для Лёшиных сослуживцев стол сама накрою, а вам здесь делать нечего. Квартира, мол, моя, вещички свои забирайте – и до свидания. И договор мне какой-то тычет…

Антонина Петровна достала из сумочки сложенный вдвое листок. Я развернула и пробежала его глазами. Это был нотариально заверенный договор дарения на трёхкомнатную квартиру по улице Ставропольской. Алексей Горелов передавал своё жилье в дар жене Ольге. Подпись, дата… Выходило, что у нотариуса Леша побывал буквально за месяц до своей нелепой гибели.

– А Лёша мог распорядиться квартирой без вашего согласия? – спросила я.

– Он всё мог. Как эта Ольга появилась в его жизни, так сын совсем чужой стал. Она им как хотела, так и вертела. Алексей спокойный был, незлобивый. А она всё тишком да молчком. Ольга три года назад стала к нам в дом приходить. Маленькая такая, юркая, прошмыгнёт мимо меня к Алексею в комнату, и сидят там вдвоём часами. За целый месяц слова от неё не слышала, кроме как «здрасти» да «до свидания». Я стала Лёшу пытать: как, мол, да что. Тоже молчит: ну, девушка и девушка. Я и скажи: мол, семью тебе давно пора завести, если нравится барышня, так женись, чего без толку сидеть вечерами. Он рассмеялся: «Как скажешь, мама, так и сделаю». А летом я огородом занимаюсь, на даче и ночую. Мы ещё с мужем садовый участок брали, домик своими силами построили. И вот как-то наведалась я с дачи в квартиру, фруктов привезла, смотрю, сидит эта девица на кухне в домашнем халатике. Я Алексея в сторону отозвала и говорю: «Нехорошо это, сын. Если что серьёзное у вас, так давайте свадьбу сыграем». А он мне: «А зачем нам свадьба, мам! Только деньги тратить. Мы и так пошли да расписались». Я так и обомлела. Как же так, ни матери ничего не сказал, ни родной сестре, да и с невестиной роднёй не познакомил. Не по-людски как-то. Сильно обиделась я тогда, к дочке ушла, наплакалась. А дочь мне говорит: мол, они молодые, как хотят, так пусть и живут, а ты, мама, не лезь к ним, а то врагом станешь.

– А где вы прописаны?

– У дочки. Зять как узнал, что дом, в котором они живут, под снос пойдёт, так и предложил мне к ним прописаться, дескать, при переселении больше площади получат. Алексей в тот же год и приватизировал квартиру. На себя одного. Я не возражала, думала, ему семью заводить, а я с дочкой доживать буду… Да только про снос что-то замолчали, так мы и живём в двух комнатках впятером – дочка, зять, я да двое внуков. А теперь вот вышло так, что Лёшина квартира чужой девочке отошла. Я-то думала, разменяю квартиру – Ольге однокомнатную, и мне однокомнатную. А оно вон как повернулась. И что теперь делать, ума не приложу. Спасибо, зять пока не гонит, дети ещё маленькие, за ними присмотр нужен… А если в суд подать, отсужу я себе полквартиры, или не положено?

– Согласно договору дарения, ваша сноха является единственной полноправной владелицей квартиры. Конечно, можно попробовать опротестовать договор, но для этого нужны очень веские основания, – огорчила я свою посетительницу и подумала, что если таковые основания обнаружатся, то горе Антонины Петровны только умножится.