Лариса Королева - В ожидании полнолуния. Женский роман с мужскими комментариями

– Ладно, – согласилась я. – Мы с сестрой не баловали Марту своими визитами. Леся навещала мать, когда что-то было надо: то ли денег, то ли урожая с огорода, я и вовсе появлялась раз в полгода. – Только купим что-нибудь в подарок по дороге, а то вроде как неудобно.

Мы встретились в пять и пошли выбирать подарок в универмаг. Леся помогала советами – денег у неё, как обычно, не водилось.

– Смотри, какие роскошные стаканы, – обратила моё внимание Алеся, – можно и под сок, и под вино. Форма оригинальная, наверное, небьющиеся.

– Куда там небьющиеся! Вдребезги разлетаются, – похвалила свой товар молоденькая продавщица.

Мы с Лесей расхохотались, но стаканы всё-таки купили.

Вот, она российская реклама! На Западе девочка после произнесения подобной фразы уже собирала бы свои вещички. Такого же рода рекламу я слышал на днях в гастрономе. Солидная дама спрашивала, какой из паштетов – грибной или куриный – вкуснее, а продавщица ответила: «Да все они вредные, сплошная химия, импорт, он и есть импорт».

Марта встретила нас, как всегда, охами-ахами и укорами:

– Что же ты, племянница, и дорогу в мой двор забыла? Как мать твоя умерла, так я стала не родственница? Вы ж у меня только две родные и остались, дочка да племянница, а не дождёшься вас.

– Ну, вот, понеслась, – тихо сказала Леся для меня одной. Марта плохо слышала.

– Заходите, девчата, заходите в дом, сейчас ужинать будем. Выпьете?

Выпить мы отказались.

Удивительно, ей Богу!

Марта, как обычно, не знала, чем нас угостить, и всё выставляла на стол то одно, то другое, время от времени ныряя в кладовку, и вскоре заметно порозовела и развеселилась. Мы с Лесей переглядывались и улыбались, понимая, что Марта бегает в кладовку не столько затем, чтобы подложить солёненьких огурчиков на тарелки, сколько хлебнуть из графина наливочки, раз уж мы отказались составить ей компанию.

– Куковала зозуля у тёмном у лесе, не сгадала матуля, что выйдет с Алеси, – тихонько затянула Марта.

– Ты всё напеваешь эту песенку, и мама её пела, но только один куплет. Что же там «стало с Алеси»?

– Отважная белорусская лётчица стала, много фашистов побила, – смеётся Марта. – Это только с моей Алеси ничего не стало. Лентяйка, ни работать, ни учиться не хочет.

– Ой, мама, только не начинай, – вспыхнула Леся. – Погадала бы лучше нам с Дашей.

– Чего вам гадать, девчата! Вы молодые, счастливые, да я уже и забыла все гадания, – кокетничает Марта, но потрепанную колоду из ящика кухонного стола всё же достаёт.

– Ты вот учишь всех, как жить, – не выдерживает Алеся, – а сама деда своего запилила до смерти. Что тебе не так? И пенсию даёт, и зарплату, и по хозяйству помогает.

Отца своего Алеся не знала, Марта ушла от него, не простив измены, ещё беременной, потом ещё дважды выходила замуж и разводилась, а сейчас жила с приблудившимся дедом, который был уникальным персонажем. Всю свою сознательную жизнь он провёл в тюрьме, причём впервые сел в тринадцать лет, еще при Сталине, и никогда больше полугода на воле не задерживался. И только последние пять лет дед жил и работал на свободе.

– Да, знаете, девчата, он меня, как мужик, не удовлетворяет, – сказала Марта безо всякого выражения, раскладывая карты.

Мы с Лесей сначала не поняли, что она имела в виду, а когда дошло, так и покатились со смеху. Ну, это надо же, мужик не удовлетворяет! Это в её-то шестьдесят пять лет!

– Чего гогочете? – насупилась Марта. – Думаете, в этом возрасте уже и не надо ничего? Вот доживёте, узнаете. Ладно, не сбивайте… Ты слушай, Дарья, что я тебе скажу. Значит, будет у тебя, девонька, большая перемена в жизни. Жильё своё поменяешь. Большие деньги тебе будут, и знаешь, прямо-таки скоро, вот-вот выпадает…

– Откуда только? У нас в родне нет богатенького американского дядюшки? – захихикала Леся.

– Не сбивай, – отмахнулась Марта. – Давай дальше смотреть. Будет у тебя благородный крестовый король, то ли старше тебя, то ли темнее тебя. И ты этого короля уже знаешь, но мысли о нём пока не содержишь. И через того короля тебе и деньги, и любовь, и бумаги, и даже перемена жизни… Ты поглянь-ка, в третий раз кидаю, и всё одно выходит. Я тебе вот что, девонька, скажу: ох, и дура ты будешь, если короля того подле себя не удержишь, и любви его не оценишь.

– Ладно, Марта, спасибо, буду иметь в виду.

Вошла соседка, как у них тут положено, без стука:

– Гадаете девчата? А то хотите, ворожбе вас научу?

– Да мы и сами кое-что умеем. А у вас, баба Вера, что за ворожба?

– По-разному можно. Вот, к примеру, берётся листок бумаги, пишется на нём имя милого, и бросается в печку. А при этом надо говорить: «Как листочек в печку полетел, так пусть раб Божий такой-то летит ко мне на крыльях любви. Как буквы горят, так пусть сердце его пылает»… Так моя мама делала, когда отец долго не возвращался.

Удивительное дело, до чего сильны народные суеверия! Их не победить ни временем, ни насаждением христианской веры, ни костром инквизиции. Подобные заклинания я встречал в книгах древних славян, которые обычно обращались за исцелением, предсказанием и любовным приворотом к кудесникам и волхвам. Схожие тексты встречаются и в средневековых разрядных книгах, где розыскного дела мастера описывали этапы своей борьбы с колдовством и ведовством.

Но даже цари, казнившие своих приближенных за порчу, наведенную на семью помазанника Божьего, в лихолетье и сами обращались к нечистой силе за предсказаньем и подмогой. И в боярских палатах, и в крестьянских избах женщины твердили: «Как в зерцало на себя гляжусь-любуюсь, так пусть милый мой на меня не наглядится, не налюбуется»… А потом, готовясь предстать перед палачом, ворожеи наговаривали на воск: «Как в земле мертвые не слышат ничего, так и я бы не слыхала жесточи и пытки». Их сжигали, а дочери и внучки передавали волшебные заклинания из поколения в поколение. И вот оно, сегодняшнее ведовство!

– И что, помогало?

– Нет, – смеётся баба Вера, щуря свои хитрые глаза неопределённого цвета, – не шибко помогло. Батя наш всё пил да гулял, а матери грозился, что во сне отрубит ей топором голову. Она его и прогнала. А потом он уехал в город, женился на другой. Хорошо жили, богато, дочку родили, дом построили…

– И что?

– А ничего. Однажды ночью взял да отрубил жене топором голову.

– Вот ужас-то, – выдохнули мы с Алесей и засобирались.

Ужас – это не кадры из фильмов Хичкока. Это то, что происходит или может произойти с каждым из нас в любую минуту.

Дома меня, как обычно, ждала гора грязной посуды. Вопрос, почему её хоть раз не может вымыть мой муж, является чисто риторическим. Скандалить было лень, и я принялась за кастрюли и сковородки. Димка вышел во двор, и через минуту оттуда донёсся пронзительный детский крик. Мы с Андреем мгновенно выскочили во двор, причём оба босиком. Но кричал не Дима. Наш сосед по двору Толик таскал за волосы свою жену. Неля извивалась на земле и визжала своим детским голосочком: