Майк Германов - Безликий

© Германов М., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Среда, 2 июня

Каждый раз накануне своего дня рождения мама брала нас с Мариной, и мы ехали на автобусе в Екатерининский парк, чтобы погулять среди бело-голубых дворцов с огромными окнами и бронзовыми атлантами. Теперь их покрасили охрой, и они выглядят тусклыми, а когда-то сверкали не хуже Золотых ворот.

Пока отец был на работе, мы ходили по дорожкам, а потом сидели на траве, подстелив покрывало, и ели бутерброды с сыром и вареной колбасой, разрезанные пополам помидоры и огурцы, которые нужно было посыпать солью, и яйца.

В то время я не обращал особого внимания на то, что окружало меня, потому что каждая такая поездка была в первую очередь приятным приключением, путешествием, а не осмотром достопримечательностей. Поэтому планировка и архитектура Пушкина долго оставались для меня абстракцией, смутно возникающей на фоне воспоминаний о наших «приключениях».

Потом я иногда думал, почему мама возила нас с сестрой на эти прогулки именно накануне своего дня рождения. Ответа на этот вопрос я не нашел, но однажды, размышляя об этом, вдруг осознал, что не могу вспомнить ее лицо. В смысле молодого. Оно стерлось из памяти, осталось лишь ощущение, что мама была другой.

Я проехал мимо Египетских ворот, служащих пропилеями. Когда-то через них действительно можно было попасть в Пушкин, но после реставрации, проведенной в восьмидесятых, дорогу пустили вокруг памятника, сделав его чисто декоративным.

Свернув на Дворцовую улицу, я оказался в Царском Селе и покатил между деревьями двух скверов, расположенных по обе стороны проезжей части.

Основанный в 1710 году как императорская загородная резиденция, Пушкин претерпел множество изменений и перестроек, повидал во время Великой Отечественной войны немецких оккупантов, потерял часть достопримечательностей, которые были разрушены снарядами и пожарами. Однако одну из них не смогли одолеть даже фашисты – именно к ней я и направлялся.

У нас в «Серийном отделе» бывают недели затишья, но бывают и периоды, когда работать приходится чуть ли не сутками. К счастью, маньяки в Питере объявляются не такуж часто.

Конечно, если бы можно было идентифицировать все серийные убийства, которые происходят, дело обстояло бы иначе – наверное, нам было б не продохнуть. Но проблема в том, что далеко не все маньяки имеют свой «почерк». Большинство не выкладывает из порубленных тел сцены с полотен эпохи Возрождения, не приделывает к трупам орлиные крылья, не вырезает на своих жертвах сатанинские пентаграммы. Некоторые просто убивают. И объединить подобные случаи в серию невозможно.

Наш отдел занимается только теми делами, которые имеют явный «почерк».

На этот раз случай был именно такой.

Поскольку Пушкин входит в состав Петербурга, расследование передали нам. Мой друг и коллега Дремин, как назло, улетел с женой в Пекин проводить отпуск, и поселиться у него на время расследования мне не светило (дело в том, что он как раз недавно переехал в Пушкин и успел даже сделать ремонт). Мотаться же каждый день из Питера было хоть и не очень далеко, но неудобно, поэтому я обдумывал по дороге, нельзя ли снять на несколько дней комнату за счет бюджета отдела.

Конечно, это были пустые фантазии: приди я к своему начальнику Павлу Петровичу Башметову, с подобной идеей, он рассмеялся бы мне в лицо.

В детстве мы с сестрой часто ездили в Пушкин не только с мамой, но и всей семьей. Это тоже было здорово. Отец всегда брал с собой фотоаппарат – черный «Зенит» в коричневом кожаном футляре, – и мы позировали у каждого дворца, у каждой беседки и на каждом мостике.

Особенно мне нравились наши осенние визиты, когда с деревьев облетали багровые, желтые, оранжевые и красные листья, выстилавшие дорожки пушистым упругим ковром. Мама и Марина всегда собирали кленовые, чтобы сделать из них венок, который потом долго хранился дома – пока не засыхал настолько, что рассыпался, стоило взять его в руки.

Теперь я не хожу по опавшим листьям. С тех пор как увидел торчащую из-под них, опухшую бело-синюю руку со скрюченными пальцами и почерневшими ногтями. Женщину расчленили, выпотрошили и бросили в парке возле шоссе, припорошив прелой листвой. Ее нашла утром собачница, выгуливавшая Лабрадора.

Мы выехали тогда на вызов, но «серия» не подтвердилась: других подобных трупов обнаружено не было, и делом занялся убойный отдел.

Еще в Пушкине мне запомнились маленькие деревянные домики, раскрашенные «под кирпич». Так удивительно было видеть их рядом с современными домами. Теперь, проезжая по улицам Царского Села, я невольно высматривал их, но не заметил.

Я припарковал свой «Олдсмобиль» на дорожке Баболовского парка – там, где она переходит в мостик через пруд со знаменитой «каменной ванной», по сути представлявшей собой искусственный порог под мостом.

Разросшиеся деревья окружали дорожки подобно старым дряхлым часовым, некогда могучим, а теперь доживающим последние годы, кусты обрамляли пруд, местами спускаясь к самой воде, затянутой зеленой ряской.

Едва я вылез из машины, ко мне направился местный опер. Среднего роста, коренастый, он был одет в плотную куртку, несмотря на то, что вечер выдался теплый.

Я молча предъявил удостоверение.

– Лейтенант вас ждет. – Опер махнул в сторону развалин, где среди зарослей виднелись фигуры полицейских и натянутая желтая лента.

Я отправился на поиски того, кто занимался местом преступления до моего прибытия. Проходя через мостик, не удержался и перегнулся через перила, чтобы взглянуть на воду. Из-за осевшей на выстилающих дно булыжниках ржавчины она казалась желтоватой. Не хотелось бы свалиться в нее и сломать себе руку или ногу: для ныряния здесь было слишком мелко.

Когда я оказываюсь на мосту – неважно, высоком или низком, – меня тянет посмотреть вниз, на текущую или колышущуюся воду. В такие мгновения все тело, начиная с ног, охватывает оцепенение, и думаешь лишь о том, что там внизу, в черной сверкающей пучине.

Холод и отсутствие воздуха.

Ужас погружения и вода, рвущаяся в твои легкие.

Заставив себя оторваться от перил, я двинулся дальше. Обогнув по дорожке заросли кустов, я направился к развалинам из красного кирпича, обнесенным полицейской лентой.

Это был Баболовский дворец. Сейчас от него мало что осталось, но все равно было видно, что строился он в виде маленького готического здания с узкими, начинавшимися от самого пола стрельчатыми окнами. Крыша была только на круглом павильоне, где располагалась Царь-ванна, но она выглядела слишком новой, из чего я сделал вывод, что соорудили ее не так уж давно – видимо, чтобы защитить достопримечательность от дождя и снега.