Наталья Александрова - Часослов Бориса Годунова

– Двадцатого? – Жизнерадостности во взгляде парня заметно поубавилось, он что-то начал мысленно подсчитывать. – А это какой был день недели?

– Вторник.

– А в чем дело? Почему вас именно этот день интересует?

– Да, собственно, ни в чем… – Ирина замела хвостом. – Я просто вижу, что вы такой наблюдательный, сообразительный, внимательный человек, так вот хотела спросить…

Обычно такая грубая лесть действовала на мужчин, но на этот раз она не сработала. Парень настороженно взглянул на Ирину и проговорил, понизив голос:

– Девушка, я вам купон на скидку дал? Дал. Если хотите, могу еще дать. Мне не жалко, чем больше раздам, тем лучше. А насчет остального… вот зачем вам вопросы эти задавать?

– А я в газете работаю! – на ходу сочинила Ирина. – Наши читатели хотят знать…

– Ах, в газете! Так вот вы лучше ее спросите! – Парень показал на кого-то за спиной Ирины.

Ирина обернулась, но не увидела никого заслуживающего внимания. Только обычные прохожие, стремящиеся куда-то по своим обычным делам. Она снова повернулась к парню, но того и след простыл.

– Вот черт! – не сдержалась Ирина и снова завертела головой.

Парень исчез бесследно.

Неожиданно рядом с Ириной прозвучал низкий, хрипловатый, словно простуженный голос:

– Ты кого ищешь, девонька? Ты никого не ищи, незачем тебе кого-то искать, ты лучше с Лялей поговори! Ляля – она все видит! От Ляли ничего не укроется!

Вместе с голосом до Ирины докатился тяжелый запах давно немытого тела. Она резко обернулась и увидела совсем рядом существо неопределенного возраста и предположительно женского пола, облаченное в лиловый спортивный костюм немыслимого размера, покрытый пятнами всевозможных оттенков, как политическая карта Африки, и кокетливую соломенную шляпку с грязно-голубой шелковой лентой. В руке у этого колоритного создания была большая пластиковая сумка из сетевого супермаркета, наполненная какими-то подозрительными пакетами, свертками и коробками.

Существо это имело круглое, излишне румяное лицо, на котором выделялись крючковатый нос и круглые, выпученные глаза. Все это в сочетании с соломенной шляпкой создавали сходство с Совой из мультфильма о Винни-Пухе.

– Ляля – она все видит! – повторило существо и погрозило кому-то пальцем.

– Кто это – Ляля? – удивленно осведомилась Ирина, стараясь держать безопасную дистанцию.

– Так я же и есть! – ответила незнакомка и слегка присела, изображая что-то вроде книксена.

– И что же вы видели?

– А вот ты послушай… – Ляля схватила Ирину за локоть неожиданно твердыми пальцами и забормотала:

– Есть трава сулея, она по кладбищам растет, особливо по заброшенным да запущенным, где кресты покосившиеся да могилы провалившиеся. Ее надо непременно в полнолуние собирать и бросать в корзинку через левое плечо. Она от головной боли и от душевных хворостей помогает. Еще есть трава – зовется ведьмины слезы, эта растет по оврагам, где кто-нибудь сгинул, где чьи-то кости лежат. Ее надо собирать перед самым рассветом, когда выпь закричит. Если ее в подол зашить, никто на тебя гневаться не будет. А еще есть кабурлык-трава, она на болотах растет. Как болотный огонь увидишь – иди за ним, он тебя непременно к той траве приведет. А трава это хорошая, кто ее отвар выпьет, тому всегда веселые сны сниться будут…

– Еще есть разрыв-трава, – бормотал колдун, глядя перед собой пустыми белесыми глазами, в которых отражалось пламя свечи. – Растет она вдоль старых заброшенных дорог, собирать ее надо в тот час, когда утренняя звезда взойдет. Эта трава любой замок, любой запор легко откроет…

– На что мне чужие замки открывать? – перебил колдуна молодой боярин. – На что мне чужая казна, чужие сокровища? У меня своих довольно! Ты мне, старик, такую траву дай, чтобы меня гнев грозного царя миновал, чтобы не попасть мне на дыбу и на плаху! Чтобы быть мне у грозного государя в милости да в почете! Признавайся – есть у тебя такая трава?

Пламя свечи закачалось, едва не погаснув, но потом вспыхнуло ярче прежнего, осветив жалкую лачугу, ее хозяина – старого слепого колдуна и его ночного гостя – молодого боярина в дорогом кафтане и мягких сафьяновых сапожках.

Видно было, что боярин неловко, неуютно чувствует себя в этой нищей лачуге, что привычнее ему богатые боярские хоромы и даже царские палаты. Не пришел бы он посреди ночи в эту лачугу, коли не было бы крайней нужды.

– Есть, боярин, как не быть! – Колдун захихикал, пальцы его зашевелились, как белесые черви. – Та трава называется одолень, ее надо в ночь после Духова дня собирать, непременно чтобы на новую луну, а растет она на погостах…

– Это мне знать без надобности! – резко оборвал его боярин. – Ты ведь уже ту траву собрал, дай мне ее, да дело с концом. А я тебе за нее звонким золотом заплачу. Ты ведь слепой, да не глухой, звон монет услышишь!

– Твоя правда, боярин, твоя правда… – колдун открыл маленькую шкатулку темного дерева, и по его землянке расползся тяжелый, пряный запах.

– Ох, духовитая эта трава! – огорчился боярин. – Как бы не почуял ее грозный царь! Как бы не обвинил меня в чародействе! Он с чародеями да знахарями суров!

Вспомнил он, как на прошлое Крещение в Александровой слободе, где помещался теперь царский двор, казнили двух дворян и одного мещанина из немцев. Изобличили их в чародействе, схватили по доносу дворянского слуги да подвергли жестоким пыткам на сыскном дворе.

Не выдержали все трое, признали свою вину, покаялись в том, что через свое чародейство хотели извести государя.

По вине и казнь – закопали всех троих на выгоне в землю по самую шею да выпустили на тот выгон свиней…

Ох, как кричали несчастные!

Хорошо хоть, недолго – быстро их муки кончились.

Некоторые опричники наблюдали за казнью, а сам молодой боярин отговорился тяжким похмельем – не любил он таких кровавых развлечений…

– Не бойся, боярин! – проговорил колдун, поглядев на молодого боярина своими белесыми незрячими глазами, словно прочел его самые черные мысли. – Ты эту траву заверни в рыбий пузырь, запаха-то и не будет!

Он достал из шкатулки маленький мешочек, обнюхал его со всех сторон и с неохотой протянул боярину.

– Вот она – одолень-трава! Носи ее в ладанке, и не будет тебе беды от грозного государя!

Боярин спрятал мешочек с травой на груди под кафтаном, бросил перед колдуном несколько золотых монет.

– На, как договаривались – пять золотых ефимков… да вот тебе еще три, помни мою доброту!

– Благодарствую, боярин!

Колдун замолчал, словно к чему-то прислушиваясь, потом заговорил тихо, значительно: