Юлиан Семенов - Испанский вариант

- Да, - чуть слышно прошептал Грасс.

- На кого они были оформлены?

- На голландскую фирму <���Де Граатонберг>.

В кабинет неслышно вошел Гейдрих. Он сел в кресло в полутемном углу комнаты.

- А если бы голландцы вас не пропустили? - спросил из своего угла Гейдрих. - Что бы вы тогда делали?

Грасс, видимо, не услышал его. Штуба ударил Грасса в лицо и тихим голосом, совершенно без выражения, повторил:

- А если бы Голландия вас не пропустила?

- Тогда я гнал бы их через Англию.

- Врешь. Англичане не пропускают ваши самолеты. Они не вмешиваются в игры на Пиренеях.

- Через Англию, - повторил Грасс, - это правда.

- Кто у вас есть в Англии?

- В Англии есть человек.

- Что ты о нем знаешь?

- Ничего.

Гейдрих сказал Штубе:

- Покажите ему кино.

Штуба снял телефонную трубку и сказал:

- Где там киномеханик? Пусть включит ленту.

Застрекотал киноаппарат, установленный в соседней комнате. На белой стене возникли зыбкие очертания обнаженного мужчины. Его держали под руки два эсэсовца. Чуть поодаль два других эсэсовца кормили мясом двух громадных доберман-пинчеров.

- Не закрывай глаза, - сказал Штуба Грассу, _ смотри внимательно. Я показываю это кино, чтобы сохранить тебе жизнь.

Из своего угла Гейдрих сказал:

- Уберите свет, очень плохая резкость.

Штуба выключил свет, и стало очень четко видно, как эсэсовцы спустили с поводков доберман-пинчеров, а два других эсэсовца отбежали от своей жертвы, и доберманы бросились на обнаженного мужчину, и он начал отбиваться от яростных собак, которые хотели вцепиться ему в низ живота.

- Собаки натренированы, - пояснил Штуба. - Они хорошо натренированы. Они выгрызают половые органы так, что потом у заключенного остается только один путь: в папскую капеллу - кастратом.

Гейдрих, по-прежнему негромко, сказал из своего угла:

- Поясните ему, что здесь нет звука, я бы очень не хотел, чтобы мы проиграли ему пленку. Он тогда услышит, как тот человек - его же профессии - кричит. Это очень страшно слышать.

- Выключите, - с трудом разлепив окровавленные губы, попросил Грасс. - Не надо. Я знаю, что того человека в Лондоне зовут Дорианом. Больше я не знаю о нем ничего.

- Чем он занимается?

- Не знаю.

- Сколько ему лет?

- Я его не видел.

- Откуда он родом?

- Он живет в Англии, но он не англичанин... Он там работал...

- А где он живет в Лондоне? - спросил Штуба.

- В Лондоне его сейчас нет. Он в Испании.

- У красных?

- Нет, у Франко.

Гейдрих стремительно вышел из кабинета, набрал номер телефона и спросил:

- Шелленберг, скажите, пожалуйста, кто из англичан находится при штабе Франко? Военных там нет?.. Понятно... Журналисты? Сколько? Пятеро? Ясно. Посмотрите, пожалуйста, по своей картотеке, кто из журналистов был у Риббентропа - то ли в этом, то ли в прошлом году. Спасибо, я подожду. И нет ли этого человека сейчас в Испании?

Гейдрих вернулся в кабинет, подвинул стул к стеклянной ванне, в которой лежал измученный Грасс, и спросил его:

- Какое у вас звание?

- У меня нет звания.

- Какое звание у вашего шефа?

- Я ничего больше не скажу.

- Кого вы знаете из военных?

- Никого.

- Из чекистов?

- Я ничего не скажу, - повторил Грасс и закрыл глаза.

Гейдрих обернулся к Штубе:

- Пойдемте-ка со мной.

Они вышли в соседнюю комнату, и Гейдрих сказал:

- Этого парня надо будет в три-четыре дня привести в порядок, а потом вы заберете его в Голландию и там организуете ему автомобильную катастрофу.

- Я не совсем понимаю, обергруппенфюрер...

- Было бы очень плохо, если бы вы понимали все мои планы, Штуба, улыбнулся Гейдрих. - Вы красиво завязали эту операцию, надо ее так же красиво развязать. Зачем пугать Москву тем, что мы знаем их Дориана? А этот Грасс - возьмите от него все и увезите в Голландию...

Зазвонил телефон. Гейдрих поднял трубку.

- Слушаю. Ясно... Пальма... Так я и думал. Спасибо. Проинформируйте об этом Риббентропа... Хотя нет не надо. Я к вам зайду - побеседуем. Лерсту пошлите шифровку: пусть глаз не сводит с этого нашего <���друга>. И пусть он организует ему интересные встречи, посмотрим, нет ли у латыша связей. А потом, если интересных связей в Бургосе нет, пусть устроит ему поездку на фронт. Ну, об этом позже. Я у вас буду в восемь.

Бургос, 1937, октябрь __________________________________________________________________________

Именно в восемь германский военно-воздушный атташе в Бургосе генерал-полковник Кессельринг устраивал прием.

Лерст, улыбающийся, щеголеватый, веселый, подвел к Кессельрингу Яна.

- Генерал, я хочу представить вам нашего друга, военного корреспондента господина Пальма.

- Я читал ваши статьи, они серьезны и объективны...

- Благодарю вас.

- Никто так не ценит объективность, как солдаты...

- Я убежден в этом, генерал.

Лерст и Пальма подошли к следующей группе военных.

Лерст познакомил Яна с генералом Рихтгофеном.

- Рад видеть грозного вождя немецких асов, - сказал Ян.

Рихтгофен вопросительно посмотрел на Лерста.

- Это наш друг, журналист Пальма.

- Очень рад, господин Пальма.

Лерст отвел Яна в глубину зала, к камину. Он задержался на мгновение возле штурмбанфюрера СС Штирлица:

- Дорогой Пальма, познакомьтесь - это мой помощник, он тоже увлекается индийской филологией.

- Хайль Гитлер! - сказал Штирлиц.

Ян, засмеявшись, ответил:

- Хайль король.

Лерст, Пальма и Штирлиц отошли к свободному диванчику, сели рядом. Лакей принес вина и маленькие бутерброды на черном лакированном подносе.

- <���Хайль король> - смешно, - заметил Лерст. - Я понимаю преимущества вашей демократии, но у нас это не может прижиться. Мы знали веймарскую демократию, и весь тот период я могу определить одним словом беспомощность. А национал-социализм - это динамизм, это концентрация промышленной мощи, это ясная цель. Как результат - мы бьем красных и на земле и в воздухе. И я все чаще и чаще задаю себе вопрос: как можно, с вашей прогнившей системой, бороться с коммунизмом?

- Я восхищаюсь динамизмом Гитлера, - ответил Пальма. - Концентрация мощи - это прекрасно. Но рассейте мои сомнения: временами ваша система напоминает сильный спортивный мотоцикл, а наша система - дилижанс. Чем быстрее мотоцикл движется, тем он устойчивее. Победа - это скорость. Ну а если поражение? Мотоцикл упадет набок. Дилижанс просто остановится. Англия напоминает дилижанс. Она пережила много потрясений, она останавливалась, но не падала.

Лерст закурил:

- С мотоциклом - удачно. Если мы - мотоцикл, то останавливаться в ближайшие годы никак не собираемся.

- И потом мы мотоцикл с коляской, - добавил Штирлиц.

Пальма заметил:

- Ну, разве что с коляской - тогда все меняется.

К Лерсту подошел Хаген, хотел что-то сказать ему, но тот перебил: