Даниэль Клугер - Убийственный призрак счастья

– Его задушили… – голос сына убитого все-таки дрогнул. – Во всяком случае, так установила экспертиза, я видел акт… В газете об этом сказано дальше.

Розовски покачал головой и вернулся к статье:

– Ага… Так… – он оглянулся на недовольно ворчащего Маркина. – И что же полиция? Так… «Судя по следам, оставшимся на шее, убийца обладал прямо-таки сверхъестественной силой. По мнению полиции, убийца интересовался содержимым арон-кодеша, где хранились свитки Торы, и вторым хранилищем, где находились свитки менее ценные. Арон-кодеш ему вскрыть не удалось. Второй же шкаф был взломан без особого труда…»

– И что похищено? – спросил Маркин.

– Похищено? Ага, вот… Свиток «Мегилат Эстер». В серебряном футляре с чеканкой.

– Антиквариат? – подал голос Маркин. – Я читал в газете, что на недавнем аукционе кажется, «Сотби», в Тель-Авиве – какой-то свиток «Эстер» был продан за сто семьдесят тысяч.

– В том-то и дело, что нет! – с нажимом сказал господин Каплан. – Какой там антиквариат! Синагога новая и не очень богатая. Этому свитку двенадцать лет, он был заказан одним из прихожан для увековечения памяти умерших родителей. Максимальная цена – тысяча шекелей. Ну, может быть, две.

– А за краденный – самое большее, пять сотен, – вставил Натаниэль. – Но, если верить статье, полиция такую неразборчивость грабителя объясняет просто… Вот, послушай: «Преступник пришел в синагогу заранее, улучив момент, забрался в нишу внутри помоста – бимы. Там вполне хватает места для того, чтобы мог спрятаться взрослый человек. Дождавшись, пока синагога опустела, вор выбрался из-под бимы и попытался взломать арон-кодеш. Когда это ему не удалось, вскрыл соседнее хранилище. Видимо, рабби Элиэзер Каплан вошел как раз в тот момент, когда вор там рылся. По мнению полиции, сам способ убийства тоже косвенно указывает на непреднамеренный характер. Преступник был уверен в том, что в синагогу уже никто не придет, и потому не взял с собой никакого оружия. Когда появился раввин, вор с перепугу бросился на него и, по-видимому, в ходе борьбы, слишком сильно сдавил шею противника. Увидев, что он наделал, грабитель схватил первый попавшийся свиток – не самый ценный из хранившихся в шкафу – и удрал». Н-да… – протянул Розовски. – Не могу сказать, что изложено грамотно, – он свернул страницу и протянул ее посетителю, – но определенная логика в таком объяснении есть.

Не касаясь статьи, Давид Каплан смотрел на детектива, но чувствовалось, что последние слова Натаниэля он не услышал. Натаниэль пожал плечами и положил газету на стол.

– Да, так вот, – сказал, наконец, господин Каплан. – Видите ли, я не верю в случайность этого преступления. То есть, сначала я готов был принять версию полиции. Но вот на следующий день засомневался в этом.

– Вот как? – Розовски снова посмотрел на помощника и чуть поморщился от промелькнувшей по Сашиному лицу улыбки. Каждый второй потерпевший считает полицию необъективной. Каждый второй считает, что провел бы следствие лучше. Если не сам, то, во всяком случае, с помощью нанятого частного детектива.

– И что же произошло вчера? – осведомился Натаниэль.

– Вчера? – переспросил Давид Каплан.

– Ну да, вчера. Насколько я понимаю, полицейский офицер сообщил вам то, что было напечатано в газете. А вы, как сами сказали, поначалу приняли эту версию. Что же произошло после сообщения полиции?

– Мне удалось кое-что узнать о личности арестованного. Только не спрашивайте меня, каким образом. У раввина есть разные возможности.

– Да, конечно. Потому я и пришел. Я ведь хочу попросить о помощи… Видите ли, я знаю этого человека. Более или менее знаю. И мой отец знал его. И помогал ему неоднократно… Впрочем, – рабби Давид развел руками, – чужая душа потемки. Тем не менее, личность подозреваемого…

– Так кто же это?

– Ах, да. Его зовут Дани Цедек.

Натаниэль откинулся в кресле. В глазах его появились искорки интереса.

– Дани Цедек? – пробормотал он. – Так-так-так… Не знал, что он уже на свободе. Значит, именно его полиция арестовала как возможного убийцу рабби Элиэзера?

– Вы знаете его? Тогда вам должно быть понятно, почему версия полиции вызывает у меня сомнение, – сказал рабби Давид.

– А я не понимаю, – подал вдруг голос Маркин. – Почему этот человек не мог совершить того, в чем его обвиняют?

Розовски и господин Каплан одновременно посмотрели в его сторону, потом друг на друга.

– Дани Цедек, по кличке «Пеле», – медленно произнес Натаниэль. – Известная личность. Вернее, когда-то была известной. Только Пеле, насколько я помню, мокрыми делами никогда не занимался. И потом: не представляю себе, чтобы он залез в синагогу и попытался вскрыть арон-кодеш. Он из религиозной семьи, да и сам, по-моему, без ермолки не появляется. Когда-то начинал как аферист, между прочим – блистательный аферист, следует признать. Потом занимался контрабандой наркотиков, еще кое-какими делами. Но все это – когда-то. Насколько я знаю, ныне он опустившийся, никому не нужный и плохо соображающий тип. Два года назад его посадили за мелкую кражу на рынке Кармель. Вышел полгода назад или около того.

Маркин скептически фыркнул.

– Что-то я не вижу причин, по которым этот тип не мог бы… – тут он посмотрел на посетителя, спохватился. – В общем, опустившийся тип, возможно, уже и наплевал на религиозные чувства. Если они у него и остались…

– Есть причины, – ответил Натаниэль. Господин Каплан подтверждающе кивнул. – Есть, есть. Дело даже не в том, что, как я уже сказал, Цедек – человек религиозный, да и религиозность у него своеобразная. Дело в другом. По своей комплекции Пеле, – детектив окинул оценивающим взглядом своего помощника, – по комплекции он вроде тебя, а ростом и того меньше. Рост у Пеле чуть больше полутора метров, а вес – килограммов пятьдесят. А рабби Элиэзер, да будет благословенна его память, раза в два выше и тяжелее. Это уж скорее он мог в драке так прижать Цедека, что тот бы испустил дух на месте…

– А возраст? – Маркин продолжал настаивать на своем. Сколько лет было вашему отцу, господин Каплан?

– Ему было семьдесят восемь лет, – ответил вместо Каплана-младшего Натаниэль.

Маркин выразительно развел руками – дескать, и говорить не о чем.

– Мой отец был физически очень сильным человеком, – сказал рабби Давид. – До возвращения к религии он занимался тяжелой атлетикой, даже брал призы – еще в Питере. В сорок восьмом в лагере только силой он и снискал уважение уголовников… Да и потом, после освобождения ему довелось работать грузчиком на железнодорожной станции. Он вышел в пятьдесят шестом, и никак не мог устроиться на работу. Не по причине судимости, а потому что везде нужно было работать в субботу, Так отец написал письмо лично Хрущеву: дескать, как религиозный еврей, я не могу работать по субботам и прошу помочь мне с устройством на любую должность, но позволяющую не нарушать святость субботы.