Роман Зимьянин - Абсолютный дрейф

Помимо документов, наличности и нескольких пластиковых банковских карт, в походной сумке нашлось письмо главы датского парламента на имя руководителя Географического общества, а также записная книжка и переведенная на родной язык Пэра книга «Поход Седова». Ключа нигде не было.

От мимолетного воодушевления у старых и нового руководителей экспедиции не осталось и следа. Драгоценные кольца и кинжалы – это всего лишь красивые цацки, мелкая уголовщина. А вот за возможный несанкционированный доступ к содержимому окутанного пеленой тайны спецконтейнера, если такое произойдет, членов экспедиции будут таскать на дознания годами.

Рюкзак со всем его содержимым Генрих изъял. Чуть позже, по итогам осмотра всех палаток и служебных помещений, к нему и личным вещам Петерсона добавились походный дневник экспедиции, журнал радиосеансов и телеграмм, а также записные книжки членов экспедиции.

В радиорубке «досмотрщиков» ожидала еще одна важная находка. Точнее, сообщение. Дежурный диспетчер норвежской спасательной службы прислал факс, в котором сообщалось, что в 23:13 он получил сигнал «SOS» со спутникового телефона Петерсона. Как говорилось в тексте, все попытки связаться с абонентом, чтобы уточнить ситуацию, успеха не имели. Норвежцы установили, что звонок был выполнен с русской Ледовой базы и вышли на связь с научным руководителем экспедиции – Николаем Филипповым. Тот успокоил спасателей, что в лагере все в порядке, и те тревожный вызов обнулили.

«Значит в начале двенадцатого Пэр еще был жив. Жив, но не в состоянии говорить или писать текстовые сообщения. А это значит…» – докрутить мысль не дал Федорчук:

– Николай, что ж ты так?

– Да, кто же мог знать, Кузьмич, что это замерзающий Петерсон!? Весь лагерь от праздника гудел. Я и подумал, что этот «SOS» – чья-то пьяная шутка.

– Эхе–хе… Сколько же раз я зарекался водку в экспедицию не брать! – осекся Федорчук, попытавшись разделить вину своего давнего товарища.

Агатин внимательно посмотрел на прославленного полярника. На какое-то мгновение Генриху удалось перехватить ускользающий взгляд Филиппова и углядеть в нем скрытую тревогу. И, видно почувствовав, что его переживания могут вызвать ненужные подозрения, Николай Иванович пошел в наступление:

– Генрих Романович, давайте уже что-то решать… Я два часа назад должен был вылететь на Полюс. Даже если сейчас дать команду вертолетчиками на взлет, мы сможем подняться в воздух не раньше, чем через час. Поймите же, милейший, еще одного самостоятельного ночного перехода собаки Буткуса просто не выдержат. Я обязан доставить в Мобильный лагерь еще две упряжки, питание и необходимое для исследований оборудование. Мужики, умоляю: дайте мне хоть что-то успеть сделать пока нас всех не эвакуировали…, – неожиданно сменив тональность, Филиппов вопрошающе посмотрел на Агатина.

– Николай Иванович, не хочу вас расстраивать, но, скорее всего, вам придется остаться на Ледовой базе еще на какое-то время, – осадил ученого Гарри. – И давайте вернемся на камбуз, к нашим «узникам».

Подумав немного, сыщик добавил:

– Также, Николай Иванович, прошу вас подготовить объяснительную записку и подробно описать причину, по которой вы дали «отбой» норвежской экстренной службе…

К «узникам» камбуза Агатин, Федорчук, Филипов и Канев вернулись позже штатного времени обеда. Но до их возвращения к еде так никто и не притронулся. Галина Васильевна дважды предлагала заново разогреть суп и пшенку, однако все ее уговоры остались без внимания.

Распорядок дня Федорчук скорректировал сходу:

– Васильевна, а ну-ка подавай на стол! Перекипяти «первое», сосисок к кашке отвари и давай корми нашу банду.

Прием пищи прошел в тишине. Только Шторм, верный себе, попытался было развить шутку про «нашу банду», но встретив строгий взгляд начальника базы, сразу умолк.

По дороге на камбуз Агатин убедил Федорчука и Филиппова в необходимости еще одного коллективного разговора с участниками экспедиции. Для того, чтобы расследование развивалось в правильном направлении, крайне важно было установить точную и, как можно максимально подробную, хронологию произошедших событий.

Как представлял себе Агатин, сделать это было возможно только совместно: так и фактов получится собрать больше, да и лукавить в присутствии потенциальных свидетелей труднее.

Как только перешли к «третьему» Федорчук сделал объявление:

– Товарищи, после обеда никто далеко не расходится. Даю 15 минут на перекур и туалет, а потом все снова возвращаются на камбуз.

– Что еще наш «Малюта» придумал? – занервничал Корней Ходкевич. – С самого утра только и делаем, что на камбузе собираемся. Работы непочатый край! Имейте совесть, гражданин начальник!

– Вот выложишь все свои тайны оперуполномоченному, тогда отпущу тебя в твою коморку. Очередную бутылочку настойки уже высосал? – прозорливо уличил в известном грешке радиста Федорчук.

Третья с начала дня встреча членов экспедиции началась на камбузе ближе к пяти часам дня. Солировал, как и прежде, Агатин. Он коротко рассказал о результатах осмотра палаток, извинился за изъятые записные книжки – возможно в них скрыты какие-то косвенные улики – и огорошил полярников своим первым выводом:

– В истории с ограблением Петерсона кроме Германа, скорее всего, есть кто-то еще, – ответом на новую обвинительную реплику стала волна общего негодования. Даже Филиппов и Федорчук с недоумением посмотрели на Агатина.

– … Попрошу тишины. По заключению нашего доктора, смерть наступила между одиннадцатью часами вечера и часом, максимум двумя часами ночи. Об этом же свидетельствует и факс от Экстренной службы. А, как утверждает Александр Кузьмич, в полночь трактористы уже были совершенно пьяны. До этого, с 20.00 и почти до полуночи, они вместе с фельдшером Деевым и штурманом Штормом праздновали на камбузе, а потом уже в своей палатке. По крайней мере, в 00.30 там всю эту кампашку видел Александр Кузьмич.

– Ну, и что? – вдруг возмутился Ходкевич. – Пили – до часу, а вышел Гера пописать в два! «Зов природы» – он кого хочешь среди ночи на ноги поставит… – по камбузу прокатился смех. – … А «кем-то еще», кто ключ спер, мог быть его греческий напарничек, – обвинение радиста очередное оживление. – Нет, а что вы так возмущаетесь? Мне эти тайны датского двора и на хрен не нужны. А эта греко-русская парочка может и не трактористы вовсе, а иностранные шпионы…

– Корней, ну хоть ты с ума не сходи, а? Я смотрю ты ради опохмела родную мать продашь, – осадил радиста Игорь Шторм. – Вместе ж с ними пили. Ты же помнишь, мы их еле–еле до палатки дотащили. А когда мы с доктором в палатке еще одну «Белугу» «раздавили», так они реально были как «трупы», их самих до трусов можно было раздевать…