Эрнетта Беткер - Гений без лица

– Тебе лишь бы пожрать, мелкая. – Ответил старший брат и нехотя сжал ее ладошку.

– А помните, на день рождения Макса нам раздавали заварные пирожные? – Вспомнила Софи.

– Это когда ты запивала угощения компотом, а он полился у тебя из носа? – Усмехнулся Макс.

Стены снова вздрогнули от смеха.

На вечер товарищи запланировали совместный просмотр фильма. После долгих уговоров, Ребекка Лукас разрешила нарушить режим в честь праздника. Но именинник все равно отправится ко сну раньше остальных.

Тео всегда заканчивал совместный вечер первым: он знал, что если не ляжет спать вовремя, то может упасть на пол прямо посреди коридора и тогда ребята, не добудившись его, будут общими усилиями оттаскивать беспробудное тело к кровати. Такое уже случалось раньше, когда Тео пытался «победить свою болезнь». Но от параллельной жизни лекарства не существовало.

Макс называл его «спящей красавицей». Теодор не обижался. Он и сам смеялся над своей сонливостью. Несмотря на странность – засыпать не позднее двух часов ночи – юноша никогда не был предметом серьезных насмешек. Напортив, он являлся всеобщим любимцем. В группе Ребекки Лукас он был самым старшим. Следом шли пятнадцатилетние Даниэль, Макс и Софи. Оливия была младше всех – ей недавно исполнилось десять. Администрация детского дома пошла на уступки, включая ее в группу, в силу нежелания разлучать ее со старшим братом.

Ребята стояли у ворот заведения в ожидании школьного автобуса. Внезапно Тео вспомнил, на чем остановился его день в 2106-ом году.

«Мама что-то от меня скрывает – думал он, вглядываясь в голые заснеженные деревья – она не была беременна накануне моего рождения. Значит ли это, что я приемный ребенок? В таком случае, моя вторая жизнь пересечется с первой: в обоих мирах я окажусь сиротой, не имеющей родственных связей ни с семьей Остерман, ни с семьей Циммерман, ни с семьей Мейер».

Тео любил свою школу. Ему повезло учиться в обеих вариациях своей жизни в одном и том же учебном заведении. Правда, в одной из версий бытия благодаря возможностям вундов, юноша уже закончил последний класс и поступил на первый курс в консерваторию. Но мир двадцать первого века уготовил ему здесь еще три года школьной жизни.

Ребята разошлись по кабинетам и отправились на первый урок. Сегодня был вторник, а значит, Тео ожидало суровое испытание – урок физики.

Он опирался на локоть в ожидании преподавателя и размышлял о том, как будет сегодня оправдывать свою неподготовленность.

Преподаватели, которые работали в столичной школе, в основном имели кандидатскую степень или даже профессорскую квалификацию. Это были педагоги, которые максимально точно знали свой предмет и могли наиболее глубоко освятить программу своей дисциплины.

К своей профессии учителя относились максимально серьезно и требовали неоспоримой результативности у своих учеников.

В кабинет вошел высокий мужчина средних лет, неизменно носивший черный строгий костюм и кожаный портфель с документами. Мужчина всегда появлялся в кабинете эффектно: едва он переступал порог, как тут же начинал вести лекцию, жестом предлагая вставшему классу вернуться на свои места.

– Тема урока: – он активно жестикулировал – «Электрический ток в полупроводниках». Но прежде, чем мы начнем, я должен проверить ваше домашнее задание.

Мужчина включил компьютер и отобразил на экране список учеников.

К 2044-ому году школьная доска приняла на себя новые функции: теперь это не только белое полотно, на котором маркером обозначают научные данные. По совместительству это табель успеваемости класса: как только включался компьютер, на доске тут же отображались оценки учеников. Тео был в середине списка, поэтому его неуды «украшали» самый центр табеля.

– Профессор Мейер! – Подняла руку одноклассница. – Можно мне ответить?

– Конечно, мисс Изабелла, я дам вам слово. – Отозвался он, глядя на девушку. – Но сначала я бы хотел послушать наших излюбленных «хорошистов».

Тео знал, кого он имеет в виду и непроизвольно съежился.

Был бы это урок географии, истории или литературы, юноша мог бы смело поднимать руку. Но физика казалась ему настолько неинтересна, насколько не давалась даже усилиями воли. Поэтому по вторникам Теодор испытывал стабильную порцию стресса, самобичевания и тревожного холодка по спине.

– Мистер Остерман, – обратился к нему профессор, – желаете ответить?

Тео приподнялся, а про себя подумал: «Я бы пожаловался на это нездоровое внимание к моей персоне вашей внучке, профессор дедуля, но она еще, к сожалению, не родилась». Юноша поскрипел зубами и мысленно добавил: «Хотя после того, что я вчера узнал, возможно, мы с вами вовсе и не родственники. Поэтому можете смело мучить меня дальше».

– Мистер Остерман. – Вновь повторил профессор – Вы дали обет молчания?

По классу прошелся смешок.

– Профессор Мейер, – выпалил Тео – а давайте я вам на фортепиано сыграю?

Смех стал громче. Вероятно, из-за волнения ученик ответил недостаточно уважительным тоном, хотя не преследовал цели оскорбить педагога.

Учитель приподнялся с места и посмотрел на юношу обжигающим взглядом. В его глазах читалось недовольство, недоумение и, может быть, немного презрения:

– Мистер Остерман. – Профессор зашагал по классу. – Я восхищаюсь вашим талантом и вашими непомерными амбициями. Но столь же сильно, сколь в вас присутствует переизбыток творческой самодостаточности, столь же безмерно вам недостает усердия и, наверное, ума.

«Это было замечание или совет?» – Тео не понял красноречивых высказываний учителя.

– Вы совершенно не желаете думать. – Продолжал профессор. – Вы делаете только то, что у вас получается без особых энергетических затрат. Вы не хотите прилагать усилий к техническим дисциплинам и тем самым ухудшаете итоговые баллы. Неужели Вас устраивает ситуация с Вашим табелем?

– Мне не нужна физика. – Наконец-то ответил юноша. – Моя жизнь – это консерватория, композиторы и музыканты: Руджеро Леонкавалло, Ян Сибелиус, Бенжамин Бриттен, да даже Александр Скрябин и Лев Термен.

Тео продемонстрировал перед классом знания области, в которой разбирался, пытаясь этим компенсировать позорную дезориентацию в физике.

Профессор посмотрел в окно и усмехнулся:

– А вы знаете, милый юноша, что Лев Термен был не только музыкантом?

Тео не ответил, потому что не понимал, о чем говорит учитель.

– Конечно, вы не знаете. Вы думаете, что вас это не касается. – Он перевел взгляд на класс. – И вам невдомек, что в 1920-ом году этот самый музыкант, по совместительству инженер-электромеханик, создал первый электромузыкальный инструмент «Терменвокс», предназначенный для классических и эстрадных исполнений.