Владимир Весенний - Анатомия смерти

– Похоже на то, что он не объявится, – мрачно констатировал Салтыков, глядя на коротышку.

– Поехали! – Курбатов почти побежал к выходу.

Он хорошо знал прилегающие к Чехову дороги и лесные массивы. Оставалось надеяться на удачу.

– Куда?

– Прокатимся по той дороге, которой они их повезли, в сторону деревни Репниково.

Курбатов вывел BMW из города. Следом за ним едва поспевал Салтыков на «Рено». Время вышло. Мобильник молчал. Максим стиснул зубы и смотрел по сторонам.

Некогда пахотные угодья усыпало одноэтажными домиками и двух-, трёхэтажными домищами с каменными трубами для каминов. На колхозных полях, где десятилетиями сеяли ячмень и пшеницу, теперь выросли магазины строительных товаров и «пятёрочки». Лес вырубили. Что-то оставили, но это что-то нагнетало тоску. Иногда заблудившаяся лиса выбегала на дорогу. Испуганная светом фар, она убегала назад, к тому, что осталось от леса. Курбатов вспомнил, как однажды увидел тетеревов. Они приземлились на заснеженной полянке небольшой стайкой. Максим никогда не видел их так близко, на расстоянии десяти – пятнадцати метров в «дикой природе». Рядом с деревянными заборами и деревянными домиками появление лесных птиц вызвало у Курбатова восторг, удивление и грусть. И зверю, и птице податься было некуда. Отовсюду его вытеснил человек.

Впереди, чуть левее дороги, за подъёмом, поднимались клубы чёрного дыма. Не из печной трубы. «Так дрова не горят», – сказал себе Максим. Ближе к месту пожара у обочины стояли машины. Из автомобилей выходили люди посмотреть на пылающий белый «Ниссан». Иные держали в руках бесполезные теперь огнетушители. Женщина в норковом полушубке металась между мужчинами и истерично кричала: «Сделайте что-нибудь, там же люди. Что вы стоите?!» Вдали визжала сирена пожарного экипажа.

Курбатов выбежал на дорогу. Крепкие руки Салтыкова ухватили его за воротник пальто сзади. Курбатов рвался и хрипел. Он сам себя не слышал. Жар пламени обжигал лицо. В его красно-оранжевом чреве в пылающем салоне виднелись два тела. Тело поменьше горело в объятиях большого.

– Я слышала, как они страшно кричали! – причитала женщина. – Потом автомобиль взорвался. Мы с мужем не могли им помочь!

Женщину увели. Она билась в истерике.

Курбатов опустил голову. Хотелось выть страшным голосом от отчаянья, ужаса, бессилия. Он клял себя за то, что оставил, бросил, убил беззащитных людей.

– Сожгли живьём, – пробормотал Курбатов. – Живьём.

Страшными глазами Максим смотрел на пожарную машину и пену из шланга. Пожарный в каске и спецодежде заливал пеной выгоревший автомобиль.

Дорогу оцепили. Транспорт ДПС мигал проблесковыми огнями. Сомов вернулся с места пожара.

– Они приковали их наручниками. Женщину – к двери, мальчика – к женщине. Она пыталась укрыть ребёнка собой, – Сомов отвернулся, перевёл дух. – Я в Чечне воевал. Такого не видел…

Курбатов не мог сдвинуться с места. Он смотрел и смотрел на сгоревший автомобиль. «Женщина и ребёнок нам не нужны», – вспомнил он слова коротышки. Салтыков взял Максима за плечо.

– Пойдём. От них почти ничего не осталось.

– Подожди.

Максим сглотнул горький ком. Он подошёл к сгоревшему остову машины, утопая в пене по щиколотки. Салон перестал дымиться. На том, что осталось от заднего сиденья, на его железном каркасе, из пены торчал обуглившийся бугорок. Курбатов различил почерневшие черепа. Запах гари и сгоревшей человеческой плоти. Курбатов пересилил тошноту.

– Ты им уже не поможешь, – окликнул его Салтыков. – Пусть поработают эксперты…

Они отошли от сгоревшей машины.

– Ты как? – Салтыков изучал лицо Курбатова.

– Погано, – отозвался тот.

Ему очень хотелось выпить. К чёрту табу!

– Что мы имеем?

– Пять трупов, если не считать консьержку. Ни одного свидетеля. Убитую флешку. Не факт, что она нам поможет.

– Поживём – увидим, – ответил Салтыков. – Что-то я совсем расклеился. Наверное, старею.

– После сорока все так говорят – жёнам. А потом едут к любовницам, чтобы доказать обратное.

Салтыков хмыкнул. Он ценил в Максиме умение мобилизоваться и не раскисать. На бледном лице Курбатова мелькнуло подобие улыбки, но в глазах застыла тоска. Он стоял спиной к остову автомобиля и повернулся лишь однажды, чтобы в последний раз посмотреть на то, что осталось от той, к кому он успел привязаться и был несправедлив в поспешных выводах.

– Я думал, она замешана, – признался Курбатов.

– Я тоже, – ответил Салтыков. – В любом случае её убрали. Возможно, как свидетеля. И консьержку, и коротышку, и мальчика…

– Работают наверняка. Чтобы без зацепок. Решительно и без колебаний. Ни свидетелей, ни отпечатков, ничего, что может вывести на след.

– У нас есть труп коротышки. Дактилоскопируем. Флешка. Может быть, в ней ключ. Покопаемся в прошлом Корнеевой. Быть может, в детском доме, откуда Гомельские взяли Мишу, что-нибудь расскажут. Нужно выяснить, над чем работали в лабораториях Гомельского. Оттуда может потянуться ниточка. Работаем, Макс!

Курбатов провёл ладонями по лицу и встряхнул ими. Эта привычка у него осталась с детства. Так делала мать, чтобы снять усталость. Сначала просто из любви к матери он подражал ей. Впоследствии движение вошло в привычку. Он встряхивал руками непроизвольно, когда чувствовал, что нужно снять напряжение и перевести дух.

– Я к Михалычу, за флешкой, – сказал Курбатов. – Завтра в контору к Гомельскому. На связи.

– Будь осторожен. Эти господа настроены серьёзно, – предостерёг Салтыков.

– Я тоже настроен серьёзно, – отозвался Курбатов.

Хлопнула дверь BMW. Через полминуты габаритные огни машины растворились в ночи.

Михаил Михайлович не спал. Не спал и Женёк. Они сидели за кухонным столом друг против друга. Хозяин подливал себе самогон из графинчика в рюмку и заедал финским сервелатом. Женёк щёлкал по клавишам ноутбука. В ноутбуке торчала металлическая флешка и ещё какое-то устройство, от которого тянулся шнур к розетке.

– Примешь – для согрева? – предложил хозяин Курбатову, глазами указывая на графин.

Курбатов колебался. Срываться в штопор теперь не время. Он пересилил себя.

– Нет, Михалыч, завтра нужна голова на плечах, а не колода. Как успехи? – Курбатов подставил стул и подсел к парню.

– Потихоньку движется, – отозвался Женёк.

Его относительно большой рост не соответствовал относительно небольшому весу. Из-за худобы, максимально приближенной к дистрофии, юношу не взяли служить в армию. Служить парень не рвался, но приговор врачей удручал. Не годен. Как ни откармливали «ребёнка» бабушка и мать, еда не шла впрок.

– Когда будет готово?

– Трудно сказать. Файлы почти нечитаемы. Какие-то отдельные фрагменты. Сделаю всё, что могу. Я посижу, если дядя Миша не против. Дома народу полно. Негде.