Дастан Кадыржанов - Сердце Родины. Серия «Фронт Культуры»

– Дайте мне немного времени, и я полностью введу вас в курс дела – кто, что и как. Вы же понимаете, появление донора невозможно было заранее предугадать, так что мы сами оказались в жутком цейтноте, – Следователь резко поднялся с места. – Пока давайте просто отодвинем время принятия решения. Они обязательно выйдут на вас. Либо кто-то из четырех пациентов сам сделает это, либо кто-то будет представлять их интересы. Могу я считать, что мы с вами договорились?

Амир Сулейменович задумчиво кивнул, понимая, что у него нет выбора.

– Вот и отлично! – молодой человек с улыбкой протянул широкую, на удивление мозолистую ладонь.

Они вместе вышли из кабинета. Проходя через приемную, директор заметил, что Марина, держа телефонную трубку в руках, хочет что-то ему сказать, но он жестом дал понять, что занят. Провожая своего неожиданного посетителя, Амир Сулейменович торопливо здоровался с проходящими им навстречу сотрудниками Центра. Чувствовалось, что напряжение этого дня передалось всем. Только Следователь шел, ни с кем не здороваясь, и с улыбкой смотрел сквозь панорамные окна здания на заснеженные улицы города.

– Какой сегодня замечательный день!

– Ну, наша задача здесь, чтобы наши больные как можно дольше имели возможность видеть эту красоту, – с удивлением ответил директор Центра, не разделяя радости чекиста.

– Хотелось бы любоваться не тогда, когда столько тревоги, – согласился Следователь.

– А мы не могли с вами видеться раньше? – вдруг спросил парня Исаев. – Ваше лицо мне кажется немного знакомым.

– Вряд ли, – неожиданно резко ответил собеседник и остановился у двери раскрытого лифта. – Значит, мы обо всем с вами договорились?

Он что-то быстро набрал в своем телефоне и дождался когда зазвонит трубка директора.

– Это мой номер телефона. Я буду у вас часа через три. Как обещал, посвящу вас во все обстоятельства. Если появятся какие-то новости, моментально звоните мне и ничего не предпринимайте сами. И, вы сами понимаете, о содержании нашего разговора никто не должен знать.

– Боже упаси! Естественно.

Двери лифта закрылись.

– Нарушение справедливости… Социальной, – недоуменно произнес Амир Сулейменович, глядя на высвечивающиеся цифры дисплея лифта. – Разве есть такой закон? Ещё заговоров всяких мне не хватало.

XIX Съезд Народно-демократической партии светлого большинства

Съезд Партии взорвался бурными аплодисментами. Чувствовалась хорошая подготовка делегатов. Они мгновенно улавливали многозначительные паузы и ударные акценты, которыми изобиловали выступления передовиков и деятелей. Опытное ухо могло уловить, что по залу были разбросаны заводилы, которые начинали хлопать, чётко отбивая ритм восторга, остальные же, подхватывая этот призыв, рукоплескали истошно, беспорядочно и самозабвенно. Главное – долго и громко.

Десятки ярких знамен взмыли под потолок, мгновенно поднятые крепкими, натренированными руками. Огромное пространство сразу утонуло в океане атласной материи, которая завораживающе колыхалась и будоражила сознание. Послушная галёрка, переполненная отчаявшимся выйти отсюда студенчеством, создавала в минуты триумфа звериную какофонию звуков, умело подбадриваемая снующими между рядами преподавателями.

В динамиках, установленных по периметру ярко декорированного и многолюдного зала, бодро зазвучала маршевая музыка, передавая бьющимся в партийном возбуждении массам ритмику могучей пульсации съезда. Звуковая дорожка съезда была подготовлена искушенными в проведении массовых мероприятий людьми, и ее победные ритмы хорошо играли на сердцебиении делегатов, поддерживая нужный темп программы.

Экраны безжалостно били в глаза яркими и быстро сменяющимися кадрами, на которых страна утопала в искреннем поклонении курсу ликующей Партии по преодолению мирового кризиса. «Наши поезда самые быстрые в мире!», – кричали стремительно мелькающие составы национального перевозчика. «В наших плавках – наша сила», – заявлял о себе исполинский ковш, ливший огненный поток расплавленного металла. «Нам солнца не надо, нам Партия светит. Нам хлеба не надо, работу давай», – требовали трудовые коллективы по всей стране. И родное лицо космонавта, уносящегося в звездное небо, чтобы там, далеко на околоземной орбите, совершить быстро забытый исторический подвиг.

Было видно, что народ в едином порыве бросал себя под рельсы стремительно наступающей победы единственно верной политики бессменного руководства независимой страны. Вышедшая на сцену детская писательница буквально прильнула к микрофонам.

– Дорогие друзья! – возбужденное сознание прилипшей к трибуне Тамары Ильясовой будоражила торжественная атмосфера зала. – В эти непростые для нашего неустрашимого народа времена, мы, верные партийцы, как один, встаём и смело подставляем наши плечи потрясающим по своей гениальности и размаху инициативам руководства Партии. Только Ваши идеи, Ваше видение и Ваше сердце могут исполнить мечты и чаяния простых людей…

Увядающую красоту женщины, представлявшую на съезде творческую интеллигенцию в общем, и Союз писателей страны в частности, разрывало от желания как можно точнее выразить глубокое чувство любви к Партии. Напряженная в экстазе фигура, тяжело вздымающаяся монументальная грудь и прыгающий шиньон на макушке кричали о могучей, пронзающей ее хрупкую женскую природу, силе преклонения перед сияющими в президиуме титанами. Только крепкие, налитые жилистым свинцом икры удерживали её от того, чтобы не упасть в обморок прямо на сцене.

Человеку, наблюдавшему эту фантасмагорию со второго ряда, было глубоко скучно. Он уже всё это видел тысячу раз на репетициях, сам часто участвовал в процессе подготовки таких съездов и был очень близок к идеологам происходящего. Он жил этой системой, даже был во главе, по крайней мере, входил в лихую сотню людей, воспринимавших идеологию Партии как своё кредо и призыв к действию.

Сейчас же Аполлон Леонидович Кариатиди устало сидел в кресле, наблюдая, как к рядом стоящему микрофону льнут подготовленные ораторы, изливая свои верноподданнические чувства.

Он слегка наклонился к своему сидящему рядом коллеге.

– Вот как может нравиться такое откровенное подхалимство?

Однопартиец, едва сдерживая предательский зевок, с удивлением произнес:

– Аполлон Леонидович, первый день живешь что ли?

Кариатиди оглянулся вокруг. Зал бурлил, но он точно знал, что самое интересное было «спереди». Дав залу излить свои верноподданнические рулады, и в соответствии с регламентом, ведущие перешли ко второму акту театральной постановки.