Евгения Черноусова - Вечная зависть

– Мы обедать будем?

– Нет, я пойду…

– Пойдете, но попозже. Мы вас проводим. Саша, давай к столу, до дома еще когда доберешься! Давайте знакомиться, дамы! Это Агния Львовна. Я Валерий Андреевич Кожевников, это жена моя Татьяна Ивановна, это соседка наша и настоящий друг Таисия Андреевна. Большого полицейского начальника Александра… Васильевича вы уже знаете. Я понимаю, что вам кусок в горло не лезет, но вы хоть пару ложек супчика хлебните! А может, налить чего от стресса?

– Спасибо, не надо. Я сегодня уже шампанское пила, оттого так по-дурацки себя вела. Мне бы в вашу калитку нырнуть, а я по тротуару побежала. Дави, не хочу! Спасибо, бабуля на трубу показала, напомнила!

Собеседники спросили, по какому поводу лилось шампанское, а когда узнали, женщины завизжали, и даже мужчины оживились. Татьяна Ивановна тут же выставила на стол графин смородиновой настойки, а мужикам («так уж и быть!») разрешила взять бутылку беленькой. Таисия сказала, что грех не выпить, и стала вспоминать, как у нее первая внучка появилась. «Еще она что-то вспоминает, – засмеялась Татьяна Ивановна. – А у меня тот день – один сплошной провал в памяти!» Постепенно они размотали весь сегодняшний день Агнии поминутно. Она рассказала и о разговоре с бабушкой о трубе, и то, что на машину, медленно следующую за ними, обратила внимание еще по дороге. Полицейский, все время отвлекавшийся на телефонные переговоры, при этом сказал: «По поводу машины ты был неправ, дядя Валера. Машина наша, у Попова Володьки угнали с утра». Зазвонил телефон Агнии. Она посмотрела: свекровь. «Ну ее!». Полицейский Саша велел сегодня на все звонки отвечать, это, мол, важно. Ответила. Пять минут слушала обличающий монолог. Чтобы занять себя чем-то, взяла в правую руку вилку и принялась есть. Потом сказала: «Клавдия Васильевна, у меня сейчас деньги на телефоне кончатся. Я тоже вас поздравляю с рождением правнучки!» Наступила пауза. Агния поняла, что бабку известить никто не соизволил. «Я внучке кроватку подарила, а сваты – коляску. Так что вам что-нибудь другое дарить придется. И еще. Поторопите Бориса с разводом. Из вашего обличающего монолога я поняла, что характер моих взаимоотношений с Андрюшей не является для вас тайной. Вы по Ольге знаете, как это бывает, когда свежесть чувств. А вдруг у нашей Светочки появится сестричка? И что прикажете, ее Ивановой записать?». Захохотала и отключила телефон. «Свекруха?» – понимающе кивнула Таисия. Агния поглядела на собеседников счастливым взглядом и сказала этим едва ли не в матери годящимся ей женщинам: «Вы не представляете себе, девочки, какое это счастье – звать ее по имени-отчеству! Я двадцать лет звала ее мамой и добивалась ее любви! А она меня чуть ли не в глаза называла дурочкой и мечтала развести с сыном. Мы расстались, а счастье у нее не наступило! Новая невестка ей в пояс не кланяется, и старая в ногах не валяется!» И рассказала о вчерашнем спектакле в сквере. Женщины смеялись до слез, а Валерий Андреевич пробурчал: «Унижать-то мужика зачем?» Агния стала уверять хозяина дома, что это не ответ на двадцатилетние унижения, а просто способ доказать бывшему мужу, что возврата нет. «Я никогда не покинула бы его в горе и болезни, но ушел сам – и баста!» Мужики думают, что они такое счастье! А Агния Львовна пожила одна и поняла, что брак – это кабала. Если он не понимает, что она выбирает свободу, пусть думает, что она нашла более привлекательную кабалу.

Снова звонок. Тетя Рая. Голос совсем слабый: «У тебя все в порядке, Агничка?» Болеет тетка, не грузить же ее своими проблемами! «Всё отлично, тетя Рая! Внучка у меня родилась! Вот, отмечаю! Тут меня уже свекровь поздравила! Ты зачем Борису сказала, что Венечка дом на меня купил? Они ведь затевают раздел имущества! Да не волнуйся, Венечка – юрист, ему ли не знать, на кого покупки оформлять. На себя он дом оформил».

– Раиса Ивановна? – спросил Валерий Андреевич. – По школе ее помню. Злоязыкая баба, извините.

– Да, Венечка зовет ее гиеной в сиропе.

Опять расспросы. Об имуществе, о родне. Агния понимает, что это любопытство не пустое, а деловое, так им и говорит: вот я, вся перед вами. Самой интересно, кому я, такая простая, помешала.

Позвонила Елена Игнатьевна. Ей уже о наезде донесли, поэтому пришлось всё откровенно рассказать. После разговора с ней Агния Львовна объявила, что Андрей Игнатьевич причиной наезда быть не может: оказывается, его в последние месяцы так пощипали бывшие жена и компаньон, что он едва ли сохранил десятую часть своего капитала, и никому теперь не интересен.

Потом все проводили Агнию Львовну до ворот ее дома.

В последующие дни ничего интересного не происходило. Расспрашивали ее все, даже незнакомые. Вызывал следователь. Ничего было не понятно. То ли ее пытался убить маньяк, которому что-то в ней не понравилось: имя, фамилия, рождение внучки, возраст, цвет волос. Может, ее в карты проиграли. Может, кому-то надоело биологию изучать? Хотелось пожаловаться Венечке, но она понимала: расскажи Агничка брату о произошедшем – и он тут же примчится и увезет ее. А ей понравилось жить здесь.

ГЛАВА 2-я

Последний раз ты мучаешь меня,

Последней будет эта наша встреча,

И озарит последний этот вечер

Последний луч угаснувшего дня.

В. Коневич

Мама Агнии Львовны Агриппина Григорьевна говорила, что мужчина всегда должен держать удар, а женщина – лицо. Что бы ни случилось, Агничка, сохраняй лицо. И Агничка сохраняла. Никто не должен знать, что ты устала, обижена, больна. Только близкие люди тебя пожалеют, а остальные могут только позлорадствовать.

После смерти Агриппины Григорьевны Агния Львовна не сохраняла лицо только перед братом Венечкой и мужем Боренькой. Нет, не так. Боренька слишком часто раздражался, поэтому, в основном, она сохраняла лицо и перед ним, только иногда срываясь. И всегда понимала потом, что срывы эти Бореньку раздражали, а чаще радовали. А братец Венечка жил в Москве. Так что Агния Львовна сохраняла лицо почти всегда.

Именно поэтому она стоически не дрогнула лицом, когда Боренька сказал, что уходит от нее. Непосредственно перед этими роковыми словами она подавала ему завтрак и спрашивала его мнения о предстоящем своём юбилее: говорят, сорокалетие не положено отмечать, примета плохая. Не давая себе возможности задуматься, чтобы не потерять лицо, она спросила:

– Переедешь к маме? Вещи свои сразу заберешь или позже?

У Бореньки обиженно дрогнула губа:

– Ты намекаешь на то, что это твоя квартира?

– А чего намекать, – рассудительно заявила Агния Львовна. – Это квартира моих родителей…

– …в которую мы въехали, как только любимая теща осталась одна и начала хворать, – подхватил возмущенно Боренька. – Я терпел ее придирки, горшки, стоны…