Ольга Камашинская - Харон и его друзья

– Да нет, в отпуске был. Я же здесь уже полтора года работаю, наконец, отпустили погулять. Ну, я и рванул на море. Оторвался по полной программе. Водные лыжи, дайвинг, девочки, красное вино.

– Красиво жить не запретишь. А я уже два года здесь вкалываю, а отпуск только в феврале светит. Вместо водных лыж – охотничьи. Вместо дайвинга рыбалка в проруби и спирт вместо красного вина.

– Какие твои годы. Съездишь в следующий отпуск на море, Саша. Выпьем лучше за знакомство.

Чокнувшись, выпили. Закусили. Резван попросил официанта принести еще один прибор, пояснил новому знакомому:

– Мы мое новоселье отмечаем.

Александр Ершов предложил:

– А давайте, мужики, друг друга как-то различать. А то три Александра. Запутаться можно. Я предлагаю Сашу Резвана звать Семеныч, по отчеству.

– А тебя назовем Харон, – усмехнулся Саша Белых.

– Почему Харон? – удивился Семеныч.

– А это из легенд и мифов Древнего Египта. Харон у них был лодочником, который перевозил через реку Стикс людей в царство мертвых. Так и Саша у нас провожает людей в последний путь.

– Но я же на дежурствах оперирую, – немного обиделся Харон.

– В свободное от основной работы время. Это у тебя хобби такое.

– Хорошо. Согласен на Харона. Действительно, романтично звучит. Но ты у нас тогда будешь Сыскарем называться.

– Сыскарь, так Сыскарь.

Александр Резван сидел и любовался Сыскарем. Точеное лицо. Красивые выразительные глаза. В этой утонченности было что-то от породистой женщины, но более совершенное. Черты лица не расплывчатые, а по-мужски четкие, определенные, хотя в них сохранялась еще какая-то юношеская нежность. И вместе с тем была порочность Дориана Грея. В институте у него была пара случайных гомосексуальных контактов, без влечения, так, по пьяни, из любопытства и от необузданной юношеской сексуальности. А к этому красивому парню с утонченно-порочным лицом его тянуло неудержимо.

Саша Белых чувствовал на себе пристально-изучающий взгляд Резвана, ему было немного неловко, но приятно. «Петухов» Сыскарь, как и всякий нормальный мужик, презирал, как-то раз он даже набил морду пристававшему к нему однокурснику. Но видный, модный молодой хирург нравился ему.

Когда ресторан стали закрывать, Саша Резван предложил всем пойти к нему в гости, посмотреть квартиру и еще раз обмыть новоселье, теперь уже на месте. И они, немного пошатываясь, пошли. Накупили выпивки и закуски и продолжили пьянку. Харон быстро сошел с дистанции, и его уложили спать на кухне. Семеныч и Сыскарь включили компьютер, сели рядом на стулья и, потягивая пиво, начали смотреть порнушку. Семеныч пошел на кухню, достал из холодильника две банки пива и вернулся в комнату. Он поставил пиво на стол и почувствовал, как его начинает охватывать возбуждение. Две недели он отдыхал от секса после неприятного разрыва с Наташей, и теперь чувствовал острое желание.

Он подошел к Сыскарю, положил свои огромные тяжелые ладони ему на плечи и стал легонько поглаживать. Саша сначала напрягся, но ощущение тепла было таким приятным, что по телу начала разливаться незнакомая сладостная истома, и сил сопротивляться не было. Он обернулся, посмотрел в глаза приятелю – и утонул в своем бессознательном. Он понял, что совсем не знает себя. И влечение к полузнакомому парню гораздо сильнее обычной тяги к женщине. Тело его стало дрожать от желания.

Оба возбудились и легли на диван. Семеныч стал гладить Саше ягодицы, и того бросало то в жар, то в холод. Смазав промежность вазелином, Семеныч вошел в Сашу. И тот был потрясен. Приятно было чувствовать себя в полной власти кого-то сильного, беспощадного, дарящего целый каскад новых ощущений. Порочность происходящего еще более усиливала удовольствие. «Вот оно каково, быть женщиной. Мне это удалось испытать», – думал бессвязно парень. А потом не было вообще никаких мыслей. Нарастающее болезненное, но очень приятное напряжение, и потрясающий оргазм.

Они долго оба не могли прийти в себя. Закурили, стесняясь смотреть в глаза друг другу. Сыскарь осознавал, что стал «петухом», но ему не было стыдно, пережитое стоило того.

А Семеныч думал, что секс с этим смазливым парнем гораздо приятнее, чем с женщиной, вдобавок, он не объясняется в любви и не пытается забеременеть.

В комнату зашел пьяный Харон, обвел их мутным взором и процитировал стишок:

«Лучше нет влагалища,

Чем очко товарища».

После этого он покачнулся, упал на ковер, где снова заснул. Наутро он ничего не помнил о конце вечеринки. Лежал на раскладушке, куда его перенесли ночью, потирал затекшую шею и стонал от головной боли, матеря себя за неумение вовремя остановиться во время выпивки.

Но два других Александра забыть о происшедшем не могли. Их продолжало тянуть друг к другу, и они стали тайно встречаться, тем более, квартира была и у того, и у другого. Но иногда они устраивали дружеские попойки и втроем. Харон, похоже, догадывался об отношениях своих друзей, но парень он был молчаливый, вдобавок, со своеобразным чувством юмора. Больничной легендой стал один эпизод, связанный с ним. Как всякого мужчину-врача, Харона пытались соблазнить медсестры. Одна из них, самая активная и нахальная, решившая женить на себе замкнутого холостяка, стала постоянно приходить к нему в прозекторскую. Изображая из себя манекенщицу, она ходила, неумело виляя бедрами. Многозначительно улыбаясь, зазывала к себе доктора домой. И тот как-то, не выдержав, спросил:

– А зачем?

– Неужели сами не догадываетесь, Александр Евгеньевич?

– Нет.

– Вы мне кажетесь таким одиноким. А я могу вам подарить минуты блаженства, – явно цитируя какую-то героиню женского романа, высокомерно произнесла девушка.

– А зачем куда-то идти? Сексом можно заняться и здесь, – усмехаясь, сказал Харон.

– Ой, а где? – испуганно спросила медсестра.

– Да прямо здесь.

И Харон подвел девушку к прозекторскому столу, сдвинул в сторону труп миниатюрной старушки, приобнял дурочку и стал подсаживать на стол. Та завизжала, вырвалась из его рук и в испуге убежала из морга. Больше она к страшному доктору не приходила. А по больнице пошел слух о патологических наклонностях молодого патологоанатома. Харона вызвал к себе главный врач, там же, в кабинете, сидели еще несколько докторов. Его попросили объяснить причину слухов. И тогда Александр в красках рассказал о домогательствах медсестры и своем способе самозащиты от назойливой посетительницы. Посмеявшись, его попросили больше так не шутить.

О личной жизни Харона никто ничего не знал. На вопросы друзей он то отшучивался, то рассказывал о какой-то мифической женщине-завхозе, то говорил, что сублимирует сексуальную энергию для более высоких целей.