Руслан Платонов - Кукловоды

Третий вопрос со скрежетом и звоном внезапно встал перед Кошелевым в виде трамвая третьего же маршрута. Его широкая красная морда замерла сантиметрах в тридцати от носа Дмитрия. Неудавшийся трижды кандидат в покойники очнулся от дум, моментально оценил ситуацию, попятился и… сел на мостовую. У него отнялись ноги и заложило уши. Взволнованный рокот сгустившейся вокруг толпы, нетерпеливые гудки застопорившихся машин и отборные словеса вагоновожатого доносились до Кошелева, будто сквозь толстый слой ваты.

Потарахтел дальше трамвай, разошлись зрители, а отодвинутый сердобольными прохожими на грязную обочину Дмитрий сидел, как китайский болванчик, уткнувшись остекленевшим взглядом в одну точку на противоположной стороне улицы.

Этой точкой была безвкусно-яркая вывеска с надписью «Кафе-бар «Ласточка» над гостеприимно распахнутой дверью, в проеме которой торчал славный вышибала Миша и изгалялся над в прямом и переносном смысле севшим в лужу вчерашним горе-клиентом. Кошелев зачарованно смотрел на его громко хохочущую рожу, глумливо выставленный вперед палец и крепко прижатую к животу левую руку – будто Михаил сию секунду собрался бежать по неотложной нужде.

Дмитрий уже не думал о несостоявшемся поцелуе с трамваем. Он медленно поднялся, вялыми взмахами рук кое-как очистил брюки от пыли и заморожено двинулся к бару. И пока он преодолевал эти два десятка метров – целая буря чувств пронеслась в его душе. И отнюдь не острое желание разорвать на мелкие части славного Мишаню доминировало в ней.

Нет, нельзя дальше жить незаметным лицом из толпы. Никак невозможно. Вариться в каше мелких обывательских страстей, носиться бурым волком в поисках десятки, вертеться в водовороте серых будней, слегка разбавленных серыми же праздниками, осточертело Кошелеву до тошноты.

А будь Mr. Dmitriy Koshelev миллионером – вся жизнь его была бы иной. Как на другой планете. Миллион – это высокий и толстый забор, мощная плотина, по разные стороны которой течет разная жизнь. И находись Дмитрий по ту сторону забора – ничего, абсолютно ничегошеньки из дурацких происшествий последних времен с ним не произошло бы. В новеньком «Роллс-ройсе» никогда не заклинило бы тормоза; никакая сволочь у базара не ткнула бы Дмитрию один доллар вместо десяти, потому как его и возле базара не было бы – нечего миллионерам там делать; не осмеял бы его дебил Миша в дрянном баре, а если бы осмеял – это была бы последняя в его никчемной жизни насмешка; не всучили бы ему пр-роклятые «кидалы» на «Яме» р-рас-спр-р-роклятый «Ситроен», напротив – владельцы престижнейших автосалонов с ножами в руках дрались бы за право предложить его величеству Диме последние новинки мирового автопрома!..

А женщины… Ах, сволочи! Целый гарем Дмитрий заставил бы лизать прах у его ног!

С бледным до синевы лицом, закусив губу, будущий миллионер дрожащей рукой ткнул десять долларов широко улыбающемуся Мише и получил взамен ключи. Еще вчера полученный с Кошелева доллар был присвоен официанткой в виде компенсации за моральный ущерб. Кошелев не возражал.

Энциклопедический случай с покупкой великолепного «Ситроена» в свое время бросил в подготовленное к посеву сердце Кошелева зерна нового сознания. Происшествие же в злополучной «Ласточке» вырастило и укрепило колючий стебель, на котором пышным цветом распустились ядовитые цветы.

Уже через полчаса, вызволив из вражеского плена горько плакавшую водянисто-маслеными слезами «Хонду», Дмитрий облек в четкий пошаговый порядок давно созревший в голове план действий и незамедлительно приступил к его реализации.

Отхлебнув дымящегося кофе из обжигающего пальцы пластикового стакана, Дмитрий Кошелев перевернул страницу и вновь углубился в чтение. Вот уже три битых часа он сидел в громадном читальном зале научной библиотеки.

Первоначальный пышный вулкан делового энтузиазма давно угас и покрылся серым пеплом. Дмитрию уже не раз приходилось бить себя кулаком по голове и восклицать: «Эй, брат Кошелев! Ты – мужик или барахло?» Пополнив подобным возгласом иссякшую силу воли, он вместо похода на пиво с таранью отправлялся в библиотеку питаться духовной пищей, где в неисчислимых количествах поглощал книги по теории и практике минно-взрывного дела, а также по наркотическим веществам и ядам.

Такие справочники из хранилищ научных библиотек выдавались далеко не всем – эти темы были наглухо закрытыми для массового читателя. Кошелев был весьма неприятно удивлен, услышав от миловидной хранительницы знаний такую новость. Но это препятствие на пути к новой жизни не повергло его в панику – Дмитрий из любого положения умел найти выход.

В принципе, в насквозь прогнившей стране победившего Пирровой победой капитализма любой вопрос решается с помощью дензнаков, но Кошелев, подобно Ленину, решил пойти другим путем. Во-первых, жаль было денег, а во-вторых – зачем сразу оставлять ненужные следы?

Так в послужном списке самозваного кандидата в новые русские появился первый, пусть малозначительный, факт конфликта с законом.

Вообще, по большому счету, с законом в той или иной степени конфликтует каждый – и Дмитрий не был исключением. Такие противоправные деяния, как уклонение от уплаты налогов, незарегистрированная предпринимательская деятельность, перепродажа краденого и элементарный обман должностных лиц и простодушных граждан давно уже были корявыми литерами вписаны в незамысловатую историю его жизни. Однако с недавних пор он ступил на совершенно другую, очень скользкую стезю. Ему предстояло стать минером – в прямом и переносном смысле, а для такового первая ошибка в большинстве случаев становится последней.

Ее-то, непоправимую ошибку, он и пытался исключить из всех возможных вариантов целиком и полностью. Как он сам говаривал, посмеиваясь, – «целиком и наполовину».

В хилой груди Дмитрия Кошелева пряталась, как мышь в норе, мелкая и низменная душонка – настолько трусливая, насколько и подлая. Безрассудная рискованность, удалая бесшабашность и тому подобное Диминой натуре были никак не свойственны.

Небезопасные или скандальные разговоры он предпочитал вести по телефону; если бить – то из-за угла.

А свести к исчезающе малой величине опасность «погореть» возможно было только лишь при условии выверенной, до последнего миллиметра и секунды, разработки.

Боязнь встретиться с опасностью лицом к лицу с годами превратилась в некую медицинскую проблему, нечто вроде фобии.

Тем не менее, Кошелев громадными усилиями воли из разболтанного лентяя сумел переделаться в последовательного упрямца.

Как на хорошего инженера или писателя, без остатка увлеченного любимым делом, иногда находят озарения (даже во сне), так и на Кошелева иной раз снисходили всякого рода выдумки да идеи, настолько он был захвачен осуществлением своей мечты. Количество умственных усилий неизбежно переходило в качество.