Михаил Араловец - Дубровский 2.0. Перезагрузка

– Чего ты хочешь? Денег?

– Генерал, денег у меня больше, чем у вас.

– Что же?

– Я хочу, чтобы вы расстроили помолвку вашего сына и Маши.

– Каким же образом?

– Скажите ему, что вы против.

– Вряд ли он послушается.

– Послушается, если вы заплатите его долг. А он, по моим сведениям, составляет пятьдесят тысяч долларов.

– Слышь ты, мудило, – генерал перешел на армейский жаргон, – не трогай моего сына, хребет сломаю.

– Ну это вряд ли. Вы лучше бы о себе позаботились. У меня в сейфе папочка лежит интересная, а там документики еще более интересные. О том, как протекала ваша параллельная тайная жизнь в армии, какие комбинации вы прокручивали, как обогатились за счет государства. Некоторым людям интересно будет взглянуть. Так как?

– Мне надо подумать. – Дубровский-старший вдруг съежился, будто из него выпустили воздух.

– Думайте, только недолго. – С этими словами Шабашкин вышел из кабинета.

В гостиной царило затишье. Веселье не складывалось. Разговор в отсутствие хозяина дома не клеился. Чапаев пытался развлечь иностранцев анекдотами, но те лишь вежливо улыбались и качали головой. Русский юмор британцы решительно не понимали, вернее, понимали все буквально.

– Как русские могут смеяться над евреями? Это же расизм. Не думал, что наш переводчик – юдофоб, – прошептал Гастингс Пуаро.

– Зато водка у них хорошая, – отвечал грубый человек.

– Вы все о водке. Наверное, хватит уже пить.

– А что тут пить? – удивился Пуаро.

– В самом деле, – ухмыльнулся Гастингс, обводя взглядом батарею бутылок с водкой, коньяком и виски.

Тенью вокруг стола сновала Сюзанна, меняя грязные тарелки и приборы, убирая мятые салфетки и пустые бутылки.

Троекуровы не участвовали в разговоре, они вообще отошли подальше от компании. Андрей Гаврилович нервно выговаривал что-то дочери. Та молчала, опустив голову.

Шабашкин решительно направился к ним.

– Маша, он вас обидел?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Ну, не молчите же.

– Леонид Вячеславович, – вмешался Троекуров, – вы бы своей властью прекратили домогательства этого… этого донжуана. Он опасен для Маши.

– Вообще-то, у меня есть идея, – Шабашкин покосился на Машу и, увидев ее настороженный взгляд, поспешил успокоить: – Нет-нет, никаких силовых мер.

Маша сильнее запахнула шаль, словно защищаясь от слов Шабашкина, и произнесла:

– Мне нездоровится, извините, я вас покину. – И ушла.

– Что за идея, полковник? – потребовал Троекуров.

– А вы знаете, что они помолвлены? – вдруг спросил Шабашкин.

– Что?! – Троекурова поразило не само известие, а скорее то, что дочь не сказала ему. – Так далеко зашло?! Я не знал.

– Мы многого не знаем о наших детях – или не хотим знать.

– Да что же делать? – Троекуров, казалось, не заметил последних слов полковника.

– Он сам откажется от Маши, – недобро усмехнулся Шабашкин.

– Почему?

– Он в тупике, из которого только один выход.

– Вы говорите загадками.

– Загадки скоро откроются.

– И все же?

– Не торопите события, Андрей Гаврилович, – уклонился от ответа полковник. – События сами поторопят нас. Думаю, уже завтра.

– Завтра Новый год.

– Будет повод поздравить друг друга.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – эта сакраментальная фраза в устах Троекурова прозвучала банальнее, чем была на самом деле.

В это время из кабинета появился Дубровский-старший. Выглядел он неважно. Взгляд, обращенный внутрь, дрожащие руки, которые он тут же сунул в карманы, выдавали внутреннее напряжение. Он подошел к столу, покачался с пятки на носок, оглядел гостей и скомандовал:

– По последней – и спать.

Гости расположились следующим образом. Иностранцев вдвоем разместили в гостевой рядом с кабинетом, Машу – в детской на втором этаже, напротив комнаты Сюзанны с мальчиком; Троекурова – в мансарде, в библиотеке; Шабашкина – в пристрое над гаражом, в гостевой спальне, рядом с комнатами Брикса и охранника. Дубровский-старший укрылся в своей спальне на втором этаже. Дубровскому-младшему для ночлега был отведен кабинет, но он уснул на диване в зимнем саду. Решили не будить.

Ночью погода разыгралась. Ветер неистовствовал, злобно дергая провода, ударял по окнам, стучал в двери, занес снегом крыльцо. Этого ему показалось мало, и он с яростью повалил на землю молодую сосенку позади дома.

Особняк притих, словно затаился, стараясь держаться незаметнее, но в то же время с достоинством – извечное соперничество ветра и камня. Внутри жизнь постепенно затихала. Дубровский-старший, расстроенный неприятными разговорами, не мог уснуть. Тогда он счел за лучшее выпить стакан виски, спиртное через некоторое время сделало свое дело, и генерал наконец уснул. Еще раньше отошел ко сну Пуаро, он храпел и мешал Гастингсу, который попытался разбудить его, но безуспешно. Троекуров, который по натуре был холериком, мерил комнату нервными шагами, в который раз проигрывал в памяти разговор с Дубровским-младшим и старался разгадать таинственные слова Шабашкина о том, что молодой человек сам откажется от руки его дочери. И с горечью думал, что Маша не была откровенна с ним. И это крайне беспокоило Троекурова.

Чтобы успокоиться, он вытащил с полки первую попавшуюся книгу, сел на диван и начал рассеянно ее листать. Это был детектив «Чисто английское убийство». «Чисто английское… – автоматически отметил он, думая совсем о другом. – Как бы не вышло чисто русское».

Маша тоже бодрствовала. Но в отличие от отца, она неподвижно сидела в кресле, прижав руки к груди. Мысли ее возвращались к дикой сцене в зимнем саду, пьяной выходке Владимира. «Неужели выход только один?» – спрашивала она себя.

Дубровский-младший ворочался на скамейке в зимнем саду. Ему снились кошмары, в которых Чапаев с Пуаро бились на саблях, а он с Гастингсом заключил пари на победу одного из противников.

Наконец дом облегченно выдохнул и затих, посапывая во сне.

Последними легли спать Брикс и его дочь Сюзанна. Они убирали в гостиной, шепотом переговариваясь между собой, мыли посуду и пили чай на кухне.

– Сюзи, – сказал Брикс, – чувствую, завтра нам придется нелегко. Владимир, кажется, совсем слетел с катушек. От него, когда выпьет, всего можно ожидать.

– Брикс (как и все, она называла отца именно так), чего ты хочешь, – раздраженно ответила она, – он избалованный мажор, который ни в чем не знает отказа, вот и ведет себя как скотина. Бедная Маша! Притащил каких-то собутыльников, устроили пьянку! Убирай за ними!

– Ладно, дочь, – озабоченно проговорил Брикс, – давай тоже ложиться. Завтра предстоит тяжелый день.

– Уже сегодня.