Евгений Ивин - Диверсанты (сборник)

Федькина фантазия истощилась, официантка закончила записывать, но еще не уходила, глядя на Брыля в вопросительном ожидании. Паршин вдруг открыл глаза и улыбнулся милой отеческой улыбкой.

– Голубушка, что-нибудь там у Марии Игнатьевны попросите для меня. Икорки черной, балычка. Я думаю, и ананас найдется, – проворковал он официантке.

Она улыбнулась в ответ, что означало ни больше, ни меньше как «обязательно найдется», и удалилась.

– О чем же ты хотел со мной потолковать? – Дмитрий Степанович из-под полуприкрытых век остро взглянул на Брыля.

– Я срок тянул, а ты тут икорку и балычок жрал! – прошипел злобно Федор. – Я колуном лес валил, а ты «Арманьяк» глотал.

– Во-первых, не так грубо, – устало заметил Паршин. – Я этого не терплю. Во-вторых, – в голосе Паршина зазвучали властные металлические нотки, отчего Федор невольно сжался и опустил голову, – ты хотел бы, чтобы я рядом с тобой с колуном стоял? Каждый из нас делал свое дело. Вы с Жиганом добывали, я сбывал. Ты умеешь делать свое дело, а я – свое! А в-третьих, «Арманьяк», «Бакы», балычок и икра – это все не для меня. Я свое отъел, отпил, теперь у меня всего полжелудка, а следовательно, мне и надо всего вполовину меньше, – перевел на мягкую шутку Паршин, желая сгладить возникшую неприязнь между ними. Он сделал паузу, понаблюдал, как официантка начала заставлять их стол едой и питьем, потом, когда она отошла, налил себе полстакана «Боржоми», отхлебнул глоток и назидательно продолжил:

– Резона нет нам с тобой вместе лес валить и на нарах валяться. Здоровье у меня слабое. Представь себе, возвратились мы на свободу, ты, я, еще кое-кто, и все к пустому корыту. А так, пока вы там были, я тут кое-что соображал.

Он опять сделал паузу и с тоской посмотрел на вошедшую в зал молодую пару. Оба разрумянившиеся после мороза, веселые, с искорками в глазах, они держались за руки и глядели по сторонам, выбирая себе место. Светлые волосы девушки струились по ее плечам, и выглядела она словно сошедшая с экрана Марина Влади.

– Все можно отдать за год вот такой здоровой, радостной жизни. Чтобы позволить себе пить коньяк, есть строганину и спать без болей и сновидений. Ты хорошо спишь по ночам?

– Когда день вкалываешь в тайге, дохнешь [46] Дохнуть ( жарг. ) – спать. как младенец. Какие там сны!

– Это хорошо, голубчик!

– Что хорошо? Колония? Ишь ты, хорошо! Ты бы попробовал шесть годков с лишним… – Федор налил себе почти полный фужер коньяку и одним духом выпил.

– Это мне знакомо. И лес, и конвой, и дорога… – печально и задумчиво произнес Дмитрий Степанович.

– Почему ты слинял [47] Слинять ( жарг. ) – исчезнуть. из Перми? Я привез тебе от Жигана крупный куш, он академика одного обмыл [48] Обмыть ( жарг. ) – обокрасть. . Там была валюта и золото. И ты сразу слинял!

– Слух прошел, что Жигана при побеге застрелил конвойный. Решил я климат сменить, вот и приехал сюда.

Брыль подозрительно поглядел на Паршина, не особенно веря его словам, но решил не вступать в спор. Перед ним была главная цель, которую он стал преследовать с той минуты, как увидел Паршина на улице. Важно было выжать из него деньги, которые причитались Жигану, но так как вещи привозил в Пермь Федор, то Паршин мог и не знать, что Брыль не имел права на эту добычу. Он сидел и размышлял над тем, как приступить к такому важному вопросу.

Сейчас, когда Зоя Глазова стала не мечтой из коротеньких писем, не тем маленьким островком, за который Брыль мысленно цеплялся, когда лежал ночами на нарах. Это была живая реальная надежда, и Брыль искренне поверил, что если она не оттолкнет его, то он скорее повесится, чем снова полезет в дела. Теперь это был уже не тот лихой бесшабашный парень, которому подчинялась улица, и мальчишки преклонялись перед его героическим ореолом. Это был уже уставший, даже несколько сломленный невзгодами человек, который сказал самому себе: «в тюрьму больше не пойду». Но ему нужны были деньги, он считал, что для жизни, для Зои он должен иметь настоящие деньги, а не те, что заработал на лесоповале. И Федор решил, что он возьмет деньги, пусть грязные, но возьмет, и это будет его последняя незаконная сделка с самим собой.

Возле универмага было людно, рабочий день окончился и многие спешили в магазин. Зоя Глазова подошла к углу универмага, когда на городских часах еще не было семи. Она огляделась по сторонам, всматриваясь в прохожих. На ее лице была решимость выполнить задуманное, поговорить наконец с Федором и заставить его сказать ей о своих планах. А потом Зоя наметит для него программу минимум, которую он должен начинать осуществлять уже с завтрашнего дня. Она видела, что Федор поддается ее натиску, и решила вести себя более настойчиво.

Зоя прошла до другого угла универмага и вернулась обратно, ее удивило отсутствие Федора. Часы показывали уже пятнадцать минут восьмого. Постепенно в ее сознание стала закрадываться тревога, и вдруг она увидела парня в сером полупальто и серой шапке, он прошел мимо, отворачивая лицо от ветра. Девушка схватила его за руку.

– Федя! – радостно окликнула она.

Парень повернулся и удивленно посмотрел на девушку. Зоя извинилась за ошибку, но тот не собирался уходить. Его остановила симпатичная девушка с темными глазами и длинными ресницами, и он обрадовался неожиданной приятной встрече.

– Какая жалость, что я не Федя! – сказал он с искренним сожалением и с нескрываемым восхищением поглядел на девушку.

– Вы так похожи на одного знакомого, – она не договорила и повернулась спиной к парню. Это не смутило его, он зашел с другой стороны и, дружелюбно улыбаясь, заглянул ей в лицо.

– Давайте я составлю вам компанию, пока придет ваш Федя. Мы будем разговаривать. Я расскажу вам кое-какие басни из моей жизни, глядишь, и ночь пройдет, – быстро говорил он, не давая ей возможности возразить.

– Боюсь, что это не понравится Феде. Он страшно ревнивый, и будет вам очень плохо.

– Почему мне? Он же вас будет ревновать.

– Ревновать меня, а попадет вам, – улыбнулась в ответ Зоя.

Но предупреждение не оттолкнуло парня, он продолжал говорить с ней, а Зоя все глядела по сторонам, не теряя надежды, что Федор вот-вот появится.

Но Федор не появился, потому что он уже слегка захмелел и ему нравилось все, что стояло на столе. Он резал мясо на куски, мазал на хлеб масло, прямо ложкой брал икру и пил коньяк. Паршин только наблюдал за ним, и трудно было понять, какие мысли витали в его хитром и изворотливом мозгу. Он потягивал из бокала апельсиновый сок, пожевал дольку ананаса, и взгляд его замер, ничего не отражая для стороннего наблюдателя. Вдруг Федор перестал есть, тревожная мысль захватила его, на лице отразилась растерянность, он посмотрел на Паршина и тихо сказал: