Галия Мавлютова - Начальник райотдела

– Какой притон? Щас в МЧС позвоню, – заливался старик.

– Отец, погоди-погоди, угомонись уже, – повысив голос, потребовала Юмашева. Старик замолчал, встретив неожиданный отпор. – Мы из полиции. Саша, покажи документы. Видишь, отец, документ настоящий. Мы хотим потревожить ваших соседей из пятнадцатой квартиры. Помоги нам, отец. Нам нельзя без разрешения хозяев входить в квартиры.

– А санкция есть? – грозно нахмурив брови, спросил старик.

– Есть. Без нее нам никак нельзя. – Юмашева полезла под куртку и потрогала кобуру. «Вот она наша санкция», – подумала она. – Показать санкцию, отец?

– Не надо, дочка, – сменил гнев на милость гневный старик. – Знаешь, как надоели эти наркоманы?

– Догадываюсь, – кивнула Юмашева, – напиши заявление, а, отец? Договорились?

– Пишу-пишу, – старик скрылся в дверях.

– Ну, капиталистическую законность и права граждан мы соблюли. В полном соответствии с действующим законодательством. Теперь ждем входа в квартиру. Звонить и стучать не будем. Саша, правильно я мыслю?

– Элементарно, Ватсон. Гениально! – Жигалов восхищенно закатил глаза.

– Не прикалывайся, Жигалов. Приколы не по должности. Рановато еще. Становись вот сюда!

Юмашева указала ему на лестничный марш, сама осталась стоять у двери гоголевского персонажа. Внизу послышались голоса. Кто-то закашлялся, кашель был сухой и жесткий, затем натужно захрипел, задыхаясь, пытаясь справиться с приступом.

«Туберкулезный, что ли? Так может кашлять только очень больной человек, но он не один. С ним еще несколько человек. Плохо дело, надо было все-таки позвонить в отдел».

– Саша, иди сюда, – прошипела Юмашева.

– Зачем? – он зашипел так громко, что у Гюзель Аркадьевне почти лопнули барабанные перепонки.

– Не ори так, иди сюда, – прошептала она, протягивая ему руку, – будем целоваться-обниматься.

– Что!!! – возмутился Жигалов.

– Успокойся! Делай, что тебе говорят. – Юмашева схватила его за куртку и прижала к себе. – Изображай влюбленного. Изо всех сил изображай. Работа опера сродни актерской, запомни, – шептала она, крепко держа Жигалова за рукав, предательски трещавший по шву. – Когда-то один оперок спас мне жизнь в засаде.

– Тоже на лестнице? – тихим шепотом спросил Жигалов, обхватив ее за плечи обеими руками.

– На лестнице, на лестнице. Так что стой! В обморок не падай, терпи, – она тихо засмеялась.

– Потерплю, – согласился Жигалов, – они уже близко, сейчас сюда поднимутся.

– Молчи-молчи, – Юмашева толкнула его в бок. – Очень не прижимайся. Между нами пистолет, он будет обозначать границу между телами. Ни о чем не думай, думать буду я. Ты изображай из себя великого актера. Представь, что ты Сергей Безруков. Или Том Круз. Кто тебе больше нравится?

– Том Круз, – виновато сознался Жигалов.

– Плохо. Это не патриотично. Надо любить Сергея Безрукова, – с упреком сказала она и зашипела: – Все, заткнись, они уже здесь, сейчас начнется.

К пятнадцатой квартире подошли четверо мужчин, один из них выделялся белой повязкой на шее. Мужчины подозрительно оглядели парочку, состоявшую из Жигалова и Юмашевой. Гюзель Аркадьевна осторожно высвободилась из тесных Сашиных объятий и исподтишка осмотрела мужчин: «Нет, они не похожи на местных алкашей и наркоманов. Это самые настоящие зэки, прожженные и прокаленные долгими отсидками на зоне. Жесткая публика».

– Ты кто? – спросил хриплый голос, слышалось тяжелое дыханье с присвистом, кашель временно отступил, мужчина говорил медленно, чтобы не вызвать новый приступ.

– Мы отсюда, – Саша небрежно махнул рукой в сторону квартиры с дерматиновой дверью.

«Молодец, Жигалов! Пока я прячусь у него под крылышком, он нашелся, что сказать бандюге, – обрадовалась Юмашева и потрогала “санкцию” под курткой. – Патрон в патроннике, осталось только передернуть затвор, и можно открывать огонь “на поражение”, но, лучше обойтись без пальбы», – она дернула головой, и Жигалов отстранился от нее. Мужчины позвонили в пятнадцатую квартиру, кто-то невидимый завозился с замком. Что-то забренчало, защелкало, но дверь не открывалась.

– Чего ты? – захрипел мужчина с перебинтованным горлом, сдерживая кашель.

– Щас-щас, открою, – пропищал тонкий голос, и дверь тут же распахнулась. Мужчина с перебинтованным горлом еще раз посмотрел на Жигалова, на черную дерматиновую дверь и впихнул «товарищей» в квартиру, одной рукой держась за грудь, второй подталкивая замешкавшихся компаньонов. Вдруг мужчина закашлялся, приступ кашля заставил его задержаться в проеме, он согнулся пополам, и в это время Юмашева выскользнула из-под Жигалова и метнулась к двери, стрелой пролетела мимо кашляющего мужчины и оказалась в тесной прихожей, битком набитой людьми. Боковым зрением она видела Сашу, который следом за ней влетел в квартиру, увлекая за собой задыхающегося от кашля мужчину. Оглушительный хлопок раздался за спиной: «Это не выстрел, это дверь захлопнулась», – догадалась она, останавливаясь возле тумбочки в комнате. Юмашева проскочила прихожую и влетела в комнату. Первое, что она увидела, было дороже любого золота. На тумбочке лежала маковая солома, упакованная в целлофановый пакет. Гюзель узнала бы это растение с закрытыми глазами. Солома была мелко перемолота. «Наверное, на мясорубке перекрутили», – подумала она, окидывая взглядом комнату. На весь мир она смотрела свысока, «по периметру», начиная от угла, медленно обводя взглядом пространство, словно очерчивала незримый круг. Кроме тумбочки и пакета с вожделенной маковой соломкой в комнате находились еще несколько человек. Значит, всего восемь, а нас двое, ничего справимся. Саша – умница, не даст меня в обиду. Она схватила пакет с маковой соломой и прижала к груди. «Этот пакет придется держать при себе, иначе они выкинут содержимое в окно. Устанешь потом доказывать, что ты не верблюд» – Юмашева нажала кнопку мобильного телефона, но он вяло заморгал и отключился. «Техника в руках дикаря», – злилась Юмашева, стиснув зубы. Она нервно нажимала на все кнопки подряд, но телефон матово отсвечивал тусклым светом, не желая соединяться с внешним миром. Казалось, весь мир сконцентрировался в этом страшном месте с тухлым запахом человеческого жира и пота, десятилетиями накапливавшемся в нечистой квартире. Нечистый запах пропитал стены квартиры и всего дома, до основания въелся в штукатурку и камень, казалось, тошнотворный запах не выветрится во веки веков. Он может исчезнуть только вместе с домом. «Это и есть старый Петербург. Точнее, глубокое и грязное дно города», – Юмашева пыталась не дышать, но легкие уже пропитались дурным запахом.

В комнате стояла старенькая кровать, застланная грязным байковым одеялом. На кровати лежали двое – молодой мужчина и девушка. Наверное, этот парень открывал дверь, на нем хоть какая-то одежонка имеется, а девица абсолютно голая. На диване с вырванными клоками ваты лежали еще двое. По их внешнему виду было трудно определить, кто из них кто, обросшие волосы скрывали лица, припухлые и заспанные. В узкой прихожей кто-то громко ругался, слышалась возня, крики, тяжелый хрип. «Сейчас Жигалова мочить будут, – подумала Юмашева и огляделась еще раз. – Эти спят, вернее, еще не проснулись. Они ничего не понимают, пребывая в полудреме. Пока до них дойдет, что в квартире облава, у меня есть какое-то время. Звонить в отдел поздно, сотовый совсем не слушается, отказывается работать, никакой дисциплины. Надо что-то придумать, но что тут придумаешь?» Юмашева выбежала в прихожую, прижимая пакет с соломой к груди, как ребенка, и завопила, что есть мочи: