Ирина Костина - 10 дней в уездном городе Че. история, которая вполне могла бы произойти

– Как она выглядела? Во что одета?

Анна озадаченно развела руками:

– Я не разглядывала её. Понимаете, я ведь решила, что это кто-то из прислуги…

– Ну, постарайтесь. Хоть что-нибудь. Это очень важно.

Исупова прижала пальцы к вискам:

– На голове у неё был платок, – сказала она, – Да. Иначе я бы увидела, какие у неё волосы… Одета. Во что одета?… Во что-то тёмное. Наверное, это была кофточка или пальто. Я не знаю. Это всё.

– Покажите, как она взобралась на подоконник, – попросил Новоселецкий.

Анна подошла к окну, взялась за ручку.

– Значит, окно было уже открыто? – остановил её Митрофан Иванович.

– Нет, прикрыто.

– Но она дёрнула шпингалет?

– Нет, – Анна задумалась, – Или да. Я не помню. Кажется, нет.

– Дальше, – вздохнул Новоселецкий.

Анна Яковлевна приподняла подол юбки и взобралась коленями на подоконник:

– Вот так. Затем она крутанулась и спрыгнула спиной вниз.

– Теперь понятно, почему на подоконнике нет следов, – проворчал Митрофан Иванович, – И не понятно, почему их нет на полу! Анна Яковлевна, во что девочка была обута? Что у неё было на ногах? Носки? Ботинки? Галоши?… Босая?

– Ботинки, кажется…, – неуверенно кивнула Исупова и взмолилась, – Митрофан Иванович, можно я домой пойду? Дядя будет сердиться.

– Ступайте, – махнул рукой исправник.

– Я провожу! – вызвался Аладьин.

В прихожей, помогая Анне надеть шубку, Василий не удержался:

– Анна Яковлевна, я хотел бы задать Вам ещё несколько вопросов. Это очень важно.

– Я устала, – пожаловалась она.

– Тогда я буду вынужден пригласить Вас завтра в полицейское управление.

– Нет-нет. Только не в управление! – испугалась она, – Если дядя узнает, что меня вызывали в полицию, он будет очень зол и отправит меня к отцу!

– А, если я приглашу Вас к себе в гости? – спросил Василий, – Как к этому отнесётся Ваш дядя?

– В гости – это совсем другое дело, – кивнула Анна.

– Вот и отлично. Я буду ждать Вас завтра в половине десятого утра. Надеюсь, Вы уже проснётесь?

– Я с детства просыпаюсь очень рано.

– Замечательно. Я живу в номере…

– Я знаю.

– Откуда? – опешил Аладьин.

– Вы такой смешной, – покачала головой Исупова, – Это весь город знает.

Аладьин с Новоселецким возвращались домой далеко за полночь.

– Прислуга клянётся, что никого из чужих в дом не пускали.

– А много у Чикиных прислуги? – спросил Василий.

– Семья Долговых. Жена – кухарка, дочь – горничная. А муж – дворник, при кухне помогает и вообще по хозяйству.

– А как можно попасть в дом?

– Два входа, – пояснил Новоселецкий, – Парадный и через кухню. Парадный за нами закрыл сам Чикин. После нас никто не приходил. На кухне постоянно находилась прислуга. Спрашивается, как чужая девчонка попала в дом?

– Через окно.

– Окна в это время года открытыми не держат, – напомнил Новоселецкий.

– А действовала воровка уверенно, – подметил Аладьин, – Никаких лишний движений. Откуда она так точно знала места, где лежат драгоценности?

– Тоже мне секрет! Зайди в любой дом; все женщины хранят их в ящике комода возле кровати!

– И всё же, это было смело; залезть и ограбить дом, в котором полно гостей. Митрофан Иванович, а ведь это вызов.

– Какой ещё «вызов»? – насупился Новоселецкий.

– Обратите внимание, Своё первое ограбление в нашем городе «Оборотень» совершил именно в том доме и в то время, когда там были полицейский исправник и его первый помощник. Он бросил нам перчатку!

– Идите Вы к чёрту с Вашими аллегориями!

Раздеваясь перед сном, Аладьин уронил жилетку, и из кармана что-то выкатилось. Он наклонился – ах, да! Как же он про него забыл? Камешек из ладони мёртвого Дюрягина.

Василий небрежно положил его на этажерку. И широко зевнул. Какой же был насыщенный день! И сколько осталось вопросов. Впрочем, утро вечера мудренее. Утром к нему придёт Анна Яковлевна. Надо быть выспавшимся.

Василий проснулся от стука в дверь. На пороге оказалась Тата Дядина:

– Доброе утро, Василий Кириллович. Маменька просит Вас позавтракать с нами. Не откажите.

Он взглянул на часы – девять утра. Проспал! Через полчаса придёт Исупова. И готовый завтрак у Дядиных был бы очень кстати.

– Благодарю Вас. Я буду через пять минут.

Разговоры за завтраком были одни – о вчерашнем ограблении Чикиных.

– Василий Кириллович, это правда, что грабителем был ребёнок? Какой ужас! – закатывала глаза Вера Никитична, – Молочница мне сказала, что кухарка Чикиных проплакала всю ночь; опасается, что Елена Аркадьевна теперь уволит её со всем семейством. А Вы тоже подозреваете слуг?

– Мы пока никого не подозреваем, – уклончиво ответил Аладьин.

– Но ведь попасть в дом воровка могла только через кухню; Парадная дверь была закрыта.

– Я в этом не уверен, – возразил Василий, – В доме было полно гостей. Кто угодно мог спуститься и открыть её.

– Зачем? – удивился Дядин, – Вы подозреваете кого-то из нас в сговоре с преступником?

– Это могло выйти случайно. Если вор пристально наблюдал за домом, то шансом для него была бы оставленная без присмотра дверь даже на полминуты.

– Из нашей семьи никто не отлучался из гостиной, – поспешно заявила Вера Никитична.

– Я спускался вниз за морсом, – возразил Георгий. И заметив испуганные взгляды домашних, возмутился, – Что вы на меня так смотрите? Я не подходил к двери. Я зашёл на кухню. Поболтал с Дуняшей. Она налила морса в кувшин, я отнёс его в гостиную.

– Дуняша, это кто? – уточнил Василий.

– Кухаркина дочь, – пояснила Вера Никитична и гневно поджала губы.

– Георгий Михайлович, а по дороге туда и обратно Вы ничего не заприметили? – спросил Аладьин, – Шаги, шорохи, иные подозрительные звуки?

Тот покачал головой.

– Дуняша на кухне была одна? – уточнил Аладьин.

– Нет. Нина Ермолаевна суетилась у плиты. Муж её Степан был во дворе; он колол дрова.

– А морс был готов?

– Нет. Пришлось сходить в чулан за клюквой.

– И сколько, приблизительно, времени занял у Вас с Дуняшей этот поход? – лукаво подмигнул ему Василий.

Георгий вдруг вспыхнул до корней волос и промямлил:

– Я… не знаю. Минут десять.

– Благодарю за завтрак, – Аладьин поднялся, – Вера Никитична, шаньги – просто объедение. Не могу остаться. Очень спешу.

Выйдя из комнаты, Василий приложил ухо к двери и услышал гневный крик Веры Никитичны:

– Сколько раз тебе говорила, чтоб не водился с этой Дуняшкой! Других девок в городе мало?! Подведёт она тебя под монастырь! Тетёха ты, неразумная…

Возле двери своей комнаты Аладьин застал Исупову.

– Простите сердечно, Анна Яковлевна! Я заставил Вас ждать, – покаялся он, открывая двери, – Прошу, проходите.