Морье Дю - Козел отпущения

-- Передайте мне повязку. Не могу же я появиться без нее.

Моя бывшая одежда казалась мне тесной, словно материя села. Все было не впору. Я редко носил костюм, который он выбрал из моего гардероба. Стоя перед ним одетый, готовый в путь, я чувствовал себя так, словно на мне платье, из которого я давно вырос, словно я втиснулся в свою школьную форму.

А он удовлетворенно вздохнул:

-- Так-то лучше. Теперь я снова стал самим собой. -- Он подошел к окну. -- Лучше выберемся с этой стороны, -- сказал он. -- Безопасней. Эта сплетница Жюли, возможно, у себя в сторожке. Еще одна злобная ведьма. Вы, вероятно, и ее полюбили.

Он вылез в окно, я -- за ним. Воздух был напоен сладким запахом заброшенного сада. Прыгая на землю, я задел плечом виноградную лозу.

-- Прошу прощения, -- сказал он, -- но вам придется идти впереди до того места, где я оставил машину.

Я, спотыкаясь, прошел через сад, перешел поле. Возле ограды смутно вырисовывался силуэт старой белой лошади. Она заржала, увидев нас, и скрылась.

-- Бедный старина Жекоб, -- сказал мой спутник, -- он свое отслужил. У него стерлись все зубы... он ест с трудом. Придется потратить на него пулю, чтобы облегчить его мучения. Как видите, я тоже бываю порой сентиментален...

Нас обступил темный лес. Даже теперь я не мог быть ни в чем уверен, даже теперь он мог убить меня, если это отвечало его планам, и покончить со мной навсегда. Я шел сквозь мрак, с трудом передвигая ноги, по мху, через подлесок, у моего не было больше ни настоящего, ни прошлого -- ни мыслей, ни чувств.

-- Вот ваша машина, -- внезапно сказал он.

Мой собственный , обляпанный грязью, стоял у обочины лесной дороги. Как и одежда, которая была сейчас на мне, он, казалось, съежился, возник из прожитого уже этапа моей жизни. Я похлопал рукой по капоту.

-- Забирайтесь, -- сказал он.

Я уселся на знакомое сиденье, включил фары и зажигание.

-- Дайте задний ход, -- сказал он, -- выведите ее на дорогу.

Он сел рядом со мной, и мы тронулись с места. Свернули на лесную дорогу и проехали по ней до вершины холма. Внизу светились окна Сен-Жиля. Часы пробили восемь.

-- Вам будет, возможно, не так легко, -- медленно сказал я. -- Они стали другими. Я имею в виду вашу мать, и Бланш, и Поля, и Рене. Только девочка осталась прежней. Девочка не изменилась.

Он засмеялся.

-- А хоть бы и изменилась, -- сказал он. -- Она скоро сделалась бы снова моей. В ее мире есть только один кумир -- я.

Мы проехали вдоль липовой аллеи, пересекли по мосту ров. У ворот я остановился.

-- Дальше я машину не поведу, -- сказал я. -- Это опасно.

Он вышел и стал рядом -- зверь в чаще, -- втягивая носом воздух.

-- Изумительно, -- сказал он. -- Так пахнет только здесь. Это -Сен-Жиль.

Теперь наконец, когда все было решено, он разрядил пистолет и вместе с патронами положил в карман.

-- Желаю удачи, -- сказал он, затем добавил с улыбкой: -- Слушайте.

Он сунул два пальца в рот и свистнул. Раздался долгий, пронзительный звук. И почти сразу ему ответил лаем Цезарь. Не яростным, не так, как стал бы лаять на чужака; возбужденный, визгливый лай переходил в вой, вой -- в поскуливание. Свист все продолжался и продолжался, заглушая остальные звуки.

-- Этому фокусу вы не научились? -- спросил он. -- Ясное дело, нет. Откуда вам было его узнать!

Он улыбнулся, помахал рукой и прошел в ворота на подъездную дорожку. Взглянув на террасу, я заметил на ступеньках в свете фонаря над дверями чью-то поджидающую его фигуру. Это была Мари-Ноэль. Когда она увидела, как он идет большими шагами по дорожке ко входу в замок, она с криком сбежала к нему вниз. Он подхватил ее на руки, закружил, и они поднялись на террасу. Оба вошли внутрь. Пес все еще скулил.

Я сел в машину и тронулся с места.

ГЛАВА 27

Делал я все, как автомат. Свернул на липовую аллею, затем направо, на дорогу в Виллар. Путь был такой знакомый, даже в темноте, что я вел машину механически. Ехал осторожно, так как обожженная рука все еще напоминала о себе и я сознавал - - в той мере, в какой был на это способен, что не могу рисковать -- ошибка приведет и , и меня в канаву. Я сосредоточил все внимание на руле и дороге, и усилие, которого это потребовало, вытеснило мысли обо всем ином. Я не пытался представить себе жизнь, которая осталась позади. Казалось, когда он переступил порог и вошел внутрь, опустился железный заслон и отгородил от меня замок и его обитателей, и я должен теперь прятаться, должен искать укрытия во мраке.

Приезд в Виллар принес странное облегчение. Дороги таили в себе угрозу: это были нервные нити, ведущие обратно в Сен-Жиль. Виллар внушал доверие, по освещенным улицам прохаживались люди. Я повернул в нижнюю часть города и, проехав мимо рыночной площади, остановился у городских ворот. Посмотрел на противоположную сторону канала: высокое окно, выходящее на балкон, было открыто, в комнате горел свет. Бела была дома. Когда я увидел свет в ее окне, что-то во мне дрогнуло, что-то замершее с той минуты, как мы с Жаном де Ге обменялись одеждой. Железный заслон был между мной и замком, а не между мной и Белой. Она не подпадала под табу. Свет в ее комнате, ласковый, радушный, говорил о реальности, о подлинных вещах. Для меня было теперь очень важно отличать подлинное от ложного, а я уже больше не мог сказать, что -- что. Бела скажет мне это, Бела поймет.

Я вылез из машины и прошел по пешеходному мостику к балкону. Вошел в комнату через застекленную дверь. В комнате было пусто, но я слышал шаги Белы в кухоньке за коридором. Я ждал, и через минуту она была тут. Постояла на пороге, глядя на меня, затем закрыла дверь и подошла поближе.

-- Я тебя не ждала, -- сказала она, -- но это неважно. Если бы я знала, что ты приедешь, я бы повременила с обедом.

-- Я не голоден, -- отозвался я, -- я ничего не хочу.

-- Ты плохо выглядишь, -- добавила она. -- Садись, я принесу тебе чего-нибудь выпить.

Я сел в глубокое кресло. Я еще не решил, что ей сказать. Бела принесла мне коньяк и смотрела, как я его пью. Коньяк немного согрел меня, но оцепенение не прошло. Я чувствовал под рукой подлокотник кресла, в его прочности была безопасность.

-- Ты был в больничной часовне? -- спросила Бела.

Я уставился на нее. Понадобилось время, чтобы понять, о чем она говорит.

-- Нет, -- ответил я. -- Нет, я был там утром. -- Я приостановился. -Спасибо за статуэтки. Мари-Ноэль была очень довольна. Она уверена, что они -- те самые, после починки. Ты была права, когда посоветовала так ей сказать.

-- Да, -- отозвалась Бела, -- я думала, это будет лучше.

Она с состраданием смотрела на меня. Вероятно, я казался ей принужденным, странным. Должно быть, она думала, что я все еще не оправился от потрясения, вызванного смертью Франсуазы. Пожалуй, будет лучше не разубеждать ее. Однако я колебался. Мне нужна была ее помощь.